— Да. И я позвонила этому… Порфирьеву.

Вот мы и подбираемся потихонечку к тому, что нас действительно интересует. Кстати, как-то она странно произнесла фамилию покойного Петра Сергеевича. Вроде бы даже с лёгким содроганием. Да и лишнее словечко «этому» тоже прозвучало несколько настораживающе…

— Он правда утонул в марте? — тихо спросила она.

— Кто?

— Порфирьев…

Несколько секунд мы смотрели друг на друга. Давненько меня так не озадачивали.

— Он пошёл на подлёдный лов, — шёпотом произнесла Аська, не сводя с меня широко раскрытых глаз. — И провалился в полынью. Десять человек видели…

— Кто вам это сказал? — Я настолько ошалел, что тоже перешёл на шёпот.

— Костик…

Я наконец опомнился.

— Гос-споди… Асенька! Ну нельзя же так пугать… Да перепутал всё ваш Костик! Действительно, был у Петра Сергеевича однофамилец в прокуратуре. Да, утонул. В марте.

— Правда? — беспомощно спросила она, ещё не смея верить.

(Да неправда, конечно! Не было никогда у Порфирьева никаких коллег-однофамильцев. Всё это я придумал на ходу. Но баба-то на грани обморока! Надо же мне было как-то вывести её из такого состояния.)

Минут пять я хлопотал вокруг Анны Владимировны, отпаивал её холодной минералкой, ободрял, вышучивал, а она утирала слёзы, потом опять всхлипывала. И с такой страшилкой в душе она прожила целый месяц?

Морду, что ли, этому Костику набить?

Вскоре мы с Анной Владимировной пришли в себя настолько, что смогли продолжить беседу.

— Значит, вы позвонили Порфирьеву. То есть он оставил вам свой служебный номер?

— Да.

— Так. Что дальше?

— Он приехал… — всё ещё слегка подрагивающим голоском отвечала она. — И я ему рассказала всё…