— Если бы ты не вмешалась.

— Да. Если бы я не вмешалась.

Орвар с легким удивлением посмотрел на зажатый в руке окорок, но в пасть его не потянул. Не хотелось. Ничего не хотелось. Перевел взгляд на женщину и негромко сказал:

— Знаешь, мне приходится есть одно только мясо. День за днем, век за веком. Иногда хочется овощей, хочется попробовать, каковы они на вкус, но мне нельзя. Я должен есть мясо. Я не могу нарушить ход вещей. Я, Орвар Большое Брюхо, Повелитель Кладбищ, тот, кто останется в конце всего, почти равный древним богам — я не могу нарушить ход вещей. А ты, слабая, жалкая, неумелая колдунья, — можешь.

— Я изменила только то, что касалось меня.

— Этого достаточно. Ты — можешь.

Орвар сожрал ветчину, принял из темноты рябчика в малиновом соусе, но снова выдержал паузу в приеме пищи.

— Тебе не дойти до Мышиных гор.

— Я знаю, — спокойно ответила Гаруса.

— Ты бы не дошла даже с магией, которую мы у тебя отняли, — уверенно произнес толстяк.

— Я знаю.

Большое Брюхо покачал головой:

— В тебе нет страха, женщина, в тебе совсем нет страха.

— Я умираю, Орвар. Бояться надо было раньше.

«Когда принимала решение».

— Да, именно тогда. — Толстяк насупился и сдавил рябчика так, что хрустнули пустотелые птичьи косточки, а между пальцев кровью потек малиновый соус. — Никому из детей Тьмы не дано видеть будущее, но я знаю, когда и кто ко мне придет. Очень скоро ты станешь моей.

Гаруса молча кивнула.

— Но еще четыре дня назад у тебя было двадцать три года, женщина. Ты их сожгла в этой скачке. Ты их сожгла, но до Мышиных гор не дойдешь. Даже с магией.

— Я должна была так поступить, Орвар.

— Ради него? — Брюхо наконец-то обратил внимание на ребенка.