Что еще можно сделать? Ничего, пожалуй… Но вдруг, не отдавая себе отчета – зачем, Юниор протянул руку и включил большой приемник, которым и в своем–то пространстве почти никогда не пользовался для связи, предпочитая говорить при помощи параполя. Приемник был высочайшей чувствительности, фиксировал каждый микроразряд в атмосфере, так что включать его на планете вообще не было никакого смысла; и все же Юниор сделал это. Странный какой–то, внезапный приступ тоски налетел; показалось вдруг, что он один–одинешенек во всем мире, не только в этом, маленьком, но и во всей Вселенной и во всех других вселенных он – единственный человек, и не услышать ему больше ничьего голоса, кроме своего собственного да еще голоса Умника, который человеком все–таки не был и чей голос не развеивал одиночества, а лишь сгущал его. Захотелось услышать хоть что–нибудь, пусть не голос, не музыку, пусть лишь мерный стук метронома… любой признак жизни, где–то еще существующей. Но ничего подобного не было, ни слова, ни мелодии, ни ритма; дышала атмосфера планеты, дышало бесконечное пространство, бормотал межзвездный водород, но здесь его излучение принималось как–то слабо, приглушенно, словно издалека; в своем пространстве водород звучал совсем иначе, уверенно, по–хозяйски. К тому же здесь он то проступал сильнее, то совсем ослабевал, до полной тишины, и эта пульсация громкости, судя по индикатору верхней антенны, была связана с ее полным оборотом вокруг оси: излучение водорода ориентировано в пространстве? Странно… Ладно, подумаем на досуге.
Юниор выключил аппарат. Он понимал, конечно, откуда взялось это резкое ощущение одиночества: он больше не хотел, не мог быть один, уже второй день он почти все время находился в обществе Зои, и оно уже стало для него необходимым.
Не видя ее рядом, он сразу же ощутил тоску. По ней; однако воспринял это как тоску по всему миру. Может ли женщина заменить весь мир? Юниор никогда не верил в это; теперь же был готов признать – может.
Очень хотелось вскочить и немедля кинуться к ней. Чтобы увидеть, сказать ей что–нибудь – и получить какие–то слова в ответ.
Юниор вышел на смотровую площадку. Остановился.
Ветер дул не усиливаясь, ровно, и хотя порождали его известные Юниору и зависящие от него машины, ветер был все же как бы дыханием природы, естественным движением, и было приятно, что он есть. За куполом далеко, в фиолетовой мгле, раз и другой что–то вспыхнуло – как будто молнии. Словно гроза собиралась там. Сейчас молнии были видны достаточно хорошо, потому что тут, внутри, начинало уже понемногу смеркаться. Черт, куда же девалось время? Неужели день прошел? Когда? Вот жизнь: совсем отвык смотреть на часы! Юниор вслушался; сквозь посвист ветра можно было уловить негромкий шелест листвы, плеск волн, ударявших в берег, пусть искусственный, но ничем не худший любого другого. Как бы там ни было – хороший мир, хотя и требующий постоянного внимания. И еще лучше становился этот мир оттого, что в нем – Зоя. Да, в одиночку здесь долго не прожить бы, это зря он тогда фантазировал. Вдвоем – совсем другое дело.