— Федор Геннадиевич, одно уточнение, — прервал Нагорный, — когда это было?
— Десять месяцев назад.
— Угу, продолжайте.
— В принципе, это все есть, я говорил на первом допросе.
— Не все, продолжайте. Я молчу.
— И сначала все шло хорошо, — продолжил Привозин, — мы начали строить. Котлован вырыли, фундамент начали, сразу под пять корпусов. Но месяца четыре назад начались проблемы с поставками, и строительство практически остановилось. А мой бывший сокурсник говорит: «Федор, спасай, у меня в другой фирме еще большие проблемы, я отсюда уволюсь, а займусь ею. А тебе мы предлагаем место генерального директора». Мне было очень лестно, но в то же время, я, во-первых, боялся брать на себя ответственность в тот момент, когда дела явно пошли под откос. И, во-вторых, я же архитектор, а не финансист, и считал, что для управления мне не хватит опыта. Но Эдик сказал: «Все будет нормально, тебе придет очередной транш от государства: двенадцать миллионов. Поставщиков мы сменили, договорились с новыми, так что ты им под договоры деньги перечисли». И он скинул мне на УС список новых поставщиков с подписанными договорами. Я тогда согласился. Деньги действительно пришли, и я их перечислил, куда мне сказали. Я их даже в руках не держал, Александр Анатольевич! Они никогда не были на моем личном счету.
— А потом они оказались на Анкапистане, — заметил Нагорный.
— Да, — кивнул Привозин, — но об этом я узнал уже от Салаватова.
— Артур, — обратился ко мне генпрокурор, — следишь за графиками?
— Очень внимательно, — сказал я.
— И как?
— Я в шоке.
Дело в том, что текст допроса практически совпадал со снятым Салаватовым сразу после задержания Привозина два с половиной месяца назад. Зато графики сигналов с модов отличались разительно. Сейчас программа оценивала правдивость нашего собеседника в 80 %-90 %, тогда: в 10–15 %.
Привозин вопросительно посмотрел на меня.
— Рассказывайте, рассказывайте, — вмешался Нагорный, — мы сейчас до этого дойдем.
— А потом снова не было поставок. Все сроки были нарушены. Я пытался с ними связаться, но они либо не отвечали вообще, либо оказывалось, что абонент не существует, либо отвечала секретарша, обещала передать начальству, и потом мне никто не перезванивал. А потом и эти номера перестали отвечать.
— И вы написали заявление в полицию?
— Да, но не успел отправить. Честно говоря, все надеялся на благополучный исход. Эдик же друг мне, понимаете?
— Угу, — кивнул Нагорный, — этого заявления нет в архиве вашего устройства связи. Сняли же архив, он в базе генпрокуратуры лежит.
— Мне и Салаватов говорил, что его там нет, но я не знаю, как так получилось. Я его не стирал.