Я попыталась пошевелиться, но ничего не вышло — сверху чем-то придавило. Замотала головой. Закричала, но не услышала собственного голоса, только всё тот же писк… Что со мной? Я умираю? Проклятье, я не собираюсь умирать вот так! Кречет говорил про сбои в программе. А что если я теперь не смогу воскреснуть?! Надо взять себя в руки, сосредоточиться на ощущениях. Прислушалась ко всему, что творилось вокруг и, словно из глубокой бочки, различила глухие голоса:

— Вигдис, подлая тварь, еще жива? Сначала разберусь с тобой…

— Сначала разберись с этим, ублюдок! ГОЛ-ХА-ДОВ! [2]

Не к добру это. Ох, не к добру… Надо выбираться… Яростно забившись, с третьей попытки я смогла освободить руку и прочистить засыпанные пеплом глаза. Зрение постепенно возвращалось, а вот чувствительность в пальцах рук и в ногах — нет. Посттравматический шок? Не должно быть — я ясно соображаю. Потерев глаза, смогла приподняться на локтях и осмотреться: повсюду валялись тлеющие бревна, солома и щепы вперемешку со снегом, а остатки ярлового дома лежали бесформенной кучей. Довакин, не обращая на меня внимания, брёл через завалы, на ходу вынимая узкий меч; на другом конце улицы поднялась Вигдис. Довакинша держалась за левый бок, половина головы оказалась в крови, а в свете огненных всполохов, искаженное мукой лицо вдруг исказила злая усмешка:

— Свиток, Хатор… Верни свиток и расстанемся по-хорошему…

Довакин сплюнул:

— Или что?

Вигдис, едва простонав, наклонилась и вытащила из-под завала обломок меча:

— Или поздоровайся с моей новой зверушкой…

Земля под нами задрожала. То, что я считала остатками дома, зашевелилось, и утробный полный боли рык прокатился по округе. «Остатки дома» оказались последним выжившим драконом. Мать-мать-мать! Как там у нас говорят: милые браняться — только тешатся? А если эти милые — два довакина с прирученным драконом, то такие потешки могут стоить жизни всему городу. Я задергалась, вылезая из-под завала — пара бревен придавили ногу, но я лишь сильнее заелозилась под ними. Лишь бы два драконорожденных придурка не заметили, что тут есть еще третья выжившая.

Кое-как освободив ногу, поползла прочь от горящего дома, когда чьи-то руки схватили меня под мышки и волоком потащили по земле. Сквозь стоны раненых, рык дракона и свист заклинаний, услышала над ухом надсадное дыхание. Помогая себе непослушными руками и ногами, я перевернулась и обнаружила потрепанного рейнджера, который выглядел еще хуже, чем свалившаяся с неба Вигдис. Из уха текла кровь, медвежью шкуру где-то потерял, и на черном вороте стеганки вперемешку со снегом застыла кровавая каша — Бишопу рассекло шею. Я на автомате оценила глубину и место пореза — крупные сосуды не задеты, но рана паршивая. Надо шить, и чем скорее — тем лучше. От каждого усилия Бишопа, кровь из раны сочилась сильнее, пропитывая ворот стеганки.