Бишоп молча сгреб бутылку; вытащив зубами пробку, сделал несколько жадных глотков.

— Давненько о тебе не слышал, — Векел устроился напротив и откинулся на стуле. Он внимательно разглядывал рейнджера, наконец опустил глаза и поковырял пальцем пробку. — Как живешь, где обитаешь? Говорят, что после драконьей заварушки ты сломался…

Бишоп вскинул бровь:

— Вот как? Я в порядке. И кто же это чешет языком, как брехливая баба?

Векел лишь развел руками:

— Не злись. Многие сломались… Мы потеряли Векс и Могильщика, Рун — калека. Делвин завязал и уплыл к брату на Солтсхейм, Брин теперь один заведует гильдией…

— Рад за него, — криво усмехнулся рейнджер.

— Погоди, — Векел вдруг о чем-то вспомнил и выудил из-за пазухи пожелтевший конверт, — у меня ж для тебя письмо от Пит. Просила передать после заварушки, но от тебя ни слуху ни духу, а у меня дел было по самую развилку…

Бишоп тупо уставился на желтый конверт. Горло сдавило тисками, и он шумно прокашлялся.

— От Пит? — просипел он.

— Да и не только это… — Векел почесал в затылке. — Она много чего успела провернуть перед тем, как исчезнуть. Связалась со знакомым кузнецом из Ривервуда, что занимается зеркалами, и переписала на тебя свою долю. Пока никто не знал, где ты, золото с зеркал было велено присылать в гильдию. Только не думай ничего такого: все ее — то есть твои — деньги в сохранности. Мы своих даже после смерти не бросаем…

— Понятно, — хмыкнул рейнджер, вспомнив, как дова по-пьяни пытала кузнеца. Алвора, кажется?

— …Противопохмельное ее, опять же… — продолжал Векел. — Бриньольф теперь у нас с Мавен партнеры. Он на ее медоварне наладил производство этого антипохмелина и доходы с него знатные идут. Пит была с Бриньольфом в доле — ее ж рецепт — и оставила эту долю тебе…

— Угу, — ничего не выражающим тоном ответил Бишоп.

— И еще одно…

Векел поднялся со стула. Отошел в дальний угол комнаты и, нажав на потайную панель, сдвинул шкаф. Бишоп успел заметить лишь темное пустое пространство в стене, а в следующее мгновение шкаф вернулся на место, а на стол с глухим звоном упал увесистый кошель.

— Золото с ее пьянок, выигрыши, доля за время, которое Пит была в гильдии… Тоже твое.

Бишоп молча смотрел на кошель, не ощущая ничего. Ни радости от обладания кучей золота, ни привычной подозрительности или раздражения. Ни-че-го. Как и все последние три месяца…

После того, как Хермеус Мора исчез, Бишоп обрел, наконец, свободу и метка на груди затянулась. Он мог идти куда хотел, мог делать, что хотел. Апокриф лишь иногда являлся ему в кошмарах, но когда рейнджер просыпался, рядом всегда был Карнвир и никаких щупалец. Бишоп был свободен. Абсолютно свободен. Разве не этого он добивался всю жизнь? Этого. Впервые ни боги, ни демоны, ни герои, ни бабы — никто от него ничего не требовали. Так почему на душе так погано?