Молящийся поднялся, и зашуршали его одежды – чёрный подрясник, окутанный такого цвета рясой с большим капюшоном. Азариэль увидел нижнюю часть человеческого лица – чёрно-седая борода на широком подбородке, глаза же теряются во тьме капюшона. Спустя пару секунд томного молчания раздался тихий, но крепкий сухой голос:

– Это очень древнее строение. Раньше тут был монастырь посвящённый Единому. Это юг Коловианских гор.

– Кто вы? – удивлённо спрашивает Азариэль.

– Я – ревнитель исповедания, разделяющий веру предков и верую в Единого. Что тебя привело сюда, странник?

Азариэль полон мыслей, и спустя долгое время он не испытывает тревог и лёгкость, покой поёт на сердце, как будто он стоит в преддверии родного дома. Внутри, душой, он понял, что Некто вёл его всю жизнь, сквозь битвы и горе, сквозь падение и поднимая со дна печалей. Когда у Азариэля не было сил идти, Он нёс его на руках и давал новых, чтобы долгий и трудный путь был завершён. Все отступления от света и присяги тьме нуждаются в отпущении, всякая трудная стезя, дорога смертной тени, где плач и стон, вой и побоище, искушение и грех вступают в противоборство с негаснущим священным светом, чтобы быть правильно завершённой должна быть окончена в покаянии. Таков смысл. Азариэль вспомнил, сколько раз падал за свою жизнь в беззакония, и неожиданно ему захотелось излить душу, показать свои язвы духовные. Азариэль полон сожалений и не только за преступления. С болью он вспомнил, что так и не спросил Ремиила об избраннице, не может быть с Лирой, подверг опасности Аквилу, оставил Ариана и Тилиса от справедливого боя.

Ревнитель Единого смиренно и долготерпимо взирает на Азариэля, пока в нём бушует духовный шторм. Его не волнует сшибающий запах перегара, вместо этого служитель Единого полон мира и любви к тому, кто пришёл в эту часовню. Он знает насколько бывает труден путь, ведущий к отпущению всего того, что тянется по жизни прицепившись к душе ядовитым паразитом.

– Долгий путь… – тяжко выдохнул Азариэль, едва ли не задыхаясь от сдавившего грудь волнения, с содроганием душевным он понимает, что пришло время и с дрожью говорит, несмотря на то, что слова готовы увязнуть в горле. – Я хочу покаяться.

– Пойдём, – сказал мужчина и повернулся к алтарю, и еле шевеля ногами, Азариэль поплёлся за священнослужителем, неуверенно ступая к алтарю.

Без слов Азариэль понял всё и, преклонив колени перед алтарём, склонил главу, ощутив, как всё то, чем он жил раньше, все идеи и догмы стремительно рассеиваются, всем сокрушённым сердцем он ощутил жизненно необходимую нужду в покаянии.