– Вперёд! – приказал капитан и отряд ринулся на укрепления врага, взбираясь по высокой лестнице и стуча ботинками по мрамору.

Данте тоже рвётся вперёд. Усталость в теле, утомление даёт знать и ему становится всё тяжелее перебирать ногами по ступеням, но что-то изнутри его подгоняет. Он рвётся вперёд, как острие клинка, всё глубже проникая в тело обороны сепаратистов. Взойдя на самую вершину лестницы и пройдя за самодельные баррикадами, переступая через тела он снова оказался перед дверью, которая ведёт в длинный коридор.

– Данте! Звезда 2-5, приём! – раздалось в приёмнике.

– Да, на связи.

– Говорит полковник Гонсалес. Вы должны как можно скорее захватить вражеское командование и принудить их к прекращению боевых действий. Как мне доложили из Рима, противник уже предположительно сбил два наших транспортника, которые несколькими часами ранее вылетели из Писсии. По крайней мере они не долетели до места назначения. Конец связи.

Данте, как только были произнесены слова полковника, не смог и шага сделать – информация его просто шокировала, каждую мышцу словно парализовало, его броня стала будто бы покрытием для манекена. В сознании как будто взорвалась граната – все мысли в сумасшедшем вихре спутались, и он не может даже родить здравую идею, вместо этого его накрыло чувство, словно его ударили тяжёлым поленом. Всё же, сжав волю в кулак, он делает неуверенный шаг вперёд и колено его словно ломается, и офицер падает на него, отчаянно цепляясь за винтовку, как за трость, до боли впившись в металл оружия.

– Капитану плохо, поднять его! – закричал кто-то. – Что с ним!?

Данте ощутил, как его схватили чьи-то руки, как ставят на ноги его полуживое тело, но всё это происходит для него как-то отдалённо и потеряно. Он не может поверить известиям полковника, его разум вопит в неверии и отрицании, психика готова надломиться и Данте рад бы броситься в забвение сумасшествия, лишь бы не чувствовать, забыться в себе и не терпеть ударов рока.

– Там… там была… моя… моя дочь, – слабый шёпот нисходит с губ капитана и все смотрят в его линзы, за которыми горячие слёзы расчертили щёки.

Данте почувствовал, как его грудь затопил первобытный гнев, в нём будто бы родилась сверхновая ярости которую он не в силах подавить. Все мышцы разом напряглись, когда ему полегчало, в ладонях ощутился зуд, жар и холод его объяли одновременно. Сердце забилось дикой птицей, его дух стал пламенеть неутолимой жаждой разрушения и смерти.

Он не стал сдерживать себя, воля, разум теперь полностью овладены одной мыслью, одним желанием, исполнением которого он возжелал хоть как-то принести себе облегчение и только принятые успокоительные держат чуждый разум за стенками ментальной защиты.