— Одна из моих любимых, — признался он. — Из немцев моего поколения так и не выветрилась сентиментальность.

— «Ваша записка в несколько строчек…» — подпел Виктор в тон мелодии. — У нас Шульженко пела.

— Вот видите, наши народы любят одни и те же песни. В годы становления партии рабочие переделывали много советских шлягеров. «Und höher, und höher, und höher…» Узнаете? «Все выше, и выше…»

— Почему рабочие?

— Вы думаете, в партию шли лавочники? Шли рабочие, революционный пролетариат с революционными песнями, которым они придумывали новые слова. Кстати, ваш марш — «Пам-парам-парарам, пам-парам-пам-пам…» — очень неплохо. Он мог бы звучать на наших парадах. Кто автор музыки?

— Давид Тухманов.

— Жаль… доктору Геббельсу будет сложно объяснить.

— А то, что вы напели, сочинил Хайт.

— Сейчас это не исполняют… Да, о рабочих. Знаете, я тоже из рабочей семьи и тоже привык работать. Из вас, Виктор, мог бы выйти добропорядочный немец. Гражданин.

— Почему именно немец?

— Потом объясню. Скоро вокзал.

— А разве мы летим в Берлин не самолетом?

— Мы летим поездом. Экспресс «Летучий Баварец».

Вскоре они влетели на улицу польского городка, обозначенного на дорожном указателе как «Рейхшоф», с аккуратными малоэтажными домиками под красными черепичными и зелеными железными крышами; белые, желтые, розовые, красно-кирпичные, они казались созданными из пряничной глазури и крема, словно весь город был огромным красивым тортом. Всюду виднелись надписи на немецком, готическим шрифтом — из-за скорости Виктор не успевал их прочесть. Встречные полицейские отдавали машине честь; Виктор заметил, что стражи порядка вооружены короткими автоматами, ну очень похожими на чешские «скорпионы», только с прямыми длинными магазинами патронов на тридцать, а на колясках полицейских мотоциклов стоят МГ-42. В его реальности «скорпионы» стали выпускать года на три позже. Видимо, чехи со «Збройовки» здесь раньше подсуетились составить конкуренцию столь любимому нашими киношниками творению фирмы «Эрфуртер машиненфабрик».

— Похоже, здесь вас хорошо знают.

— Их просто предупредили по радио. Вы любите пиво?

— Так себе. Не хочу полнеть.

— Здесь варят прекрасное пиво. К сожалению, в польских провинциях рейха после обострения отношений русских ненавидят гораздо больше, чем в Германии. Поэтому сейчас едем к Немецкому центру, оттуда по переходу идем на вокзал.

«Фиат» вырвался из уличной тесноты на асфальтированную площадь, вытянутую вдоль огромного здания в виде пяти многоэтажных блоков, объединенных понизу большим вестибюлем в два и четыре этажа. Центральный блок был этажей в двадцать пять и напоминал уступчатую верхушку американского небоскреба, отличаясь от сталинских высоток грузностью и массивностью. Каждая из ступеней была украшена фальшивыми колоннами, облицованными гранитом, так, как будто бы они были сложены из больших прямоугольных камней; блок был увенчан ребристым стеклянным куполом, что навевало некоторые ассоциации с рейхстагом, а на самой вершине его примостился круглый купол обсерватории. С центральным блоком арочными мостами соединялись расположенные по углам четыре блока этажей в семнадцать или восемнадцать. Над главным входом в виде тяжелой романской арки, как и следовало ожидать, красовалась свастика в круглом лавровом венке, а на фасаде повыше висел огромный портрет Гитлера. Все это вместе чем-то напоминало рыцарский замок, разукрашенный бронзовыми скульптурами.