— Понятны. Но ведь вы можете подстраховаться и “стереть” мою память о пребывании здесь. Неужели вы, с вашим уровнем, не можете этого сделать?

— Можем, но не будем. Не будем потому, что такое воздействие на память неизбежно влечет за собой частичное искажение, скажем больше, разрушение личности. Ты станешь совсем другим человеком, с уровнем неизбежно ниже среднего. Такое отношение к личности наша мораль также не допускает, так как это равносильно смерти одного индивидуума и появлению другого. Этот другой, не имея ни прошлого, ни настоящего, страдая ложной памятью или частичной амнезией, неизбежно станет постояльцем психиатрической больницы. Тебя устраивает такой вариант?

— Разумеется, нет. Да, все, что вы сейчас сказали, очень серьезно, и обдумать все это надо не менее серьезно. Но вы говорили о двух причинах. В чем состоит вторая?

— Ну, это проще. Вторая причина в том, что тебя в твоей фазе уже нет.

— Как нет?!

Вместо ответа Магистр подходит к компьютеру.

Глава 3

Глава 3

Вот сзади заходит ко мне “Мессершмит”.

Уйду, я устал от ран!

Но тот, который во мне сидит,

Я вижу, решил на таран!

Магистр подходит к компьютеру и что-то набирает на клавиатуре, на двух дисплеях возникает изображение.

— Это — запись нашего наблюдения в твоей фазе от 11 сентября 1991 года. Объект наблюдения — Коршунов Андрей Николаевич, старший лейтенант ВВС, летчик-испытатель. На этом дисплее ты увидишь то, что видел Коршунов, на другом — то, что видели мы. Смотри.

Я вглядываюсь в изображение на втором дисплее и вижу… себя, идущего по московской улице, где-то в районе Большой Полянки. Вид у меня далеко не радостный. Потом до меня доходит, что это не я, а Андрей Злобин, который из 41-го года был перенесен в мое тело.

На первом дисплее мелькают витрины, дома, люди, машины. На экране ничто конкретно не фиксируется. Понятно, что Андрей (или я?) идет, думая о чем-то своем, не обращая внимания на окружающее.

Вдруг на первом экране изображение зафиксировалось.

У стены стоит высокий седой старик, окруженный группой накачанных молодых людей в кожаных куртках и с короткими стрижками. На пиджаке старика отчетливо блестит Звезда Героя, а под ней — пять рядов орденских планок. Старик стоит, напрягшись, взгляд его прищуренных, словно прицеливающихся глаз выражает одновременно презрение, ненависть и ярость… “Где-то я его видел?” — мелькает мысль.

Молодняк между тем, наседая на старика, возбужденно орет: “Ты, козел старый!”, “Герой е…!”, “Если бы вы там не геройствовали, мы бы сейчас, как в Германии, жили!”, “Обвешался побрякушками, как петух, б…!”.