Светлый фон

— Да.

— А можно увидеть, к примеру… — Микеле снова замолкает, потом решается, — Витторию дель Бланке? Из моей фазы?

— В принципе можно. Но чтобы найти ее, потребуется очень много времени. Было бы проще, если бы я точно знал время и место или знал, что ты с ней встречался. Тогда бы я дал компьютеру задание, чтобы он отыскал все моменты твоих встреч с ней.

— Хорошо. 14 июня 357 года III Империи. Милан. Встреча Виттории со мной.

— Утро, вечер, ночь?

— Восемь часов вечера.

Настраиваю «искатель» на Микеле, задаю указанное время. Монитор минуты две мигает, потом на нем появляется небольшой садик. На скамейке сидит пара: Микеле с молодой черноволосой девушкой. Они прощаются. Я вспоминаю, что говорил Магистр про обстоятельства, заставившие Микеле покинуть родину. Значит, это и есть та девушка, из-за которой он заколол на дуэли наследника герцога Миланского. Как бишь ее? Виттория дель Бланке.

Виттория снимает с пальца серебряный перстень с изумрудом и передает его Микеле. Тот хватает девичью руку и целует ее. А девушка порывисто обнимает Микеле и целует его. В этот момент на дорожке звучат шаги, и появляется еще один молодой человек.

— Извините, мадонна, но время не ждет. Микеле, люди герцога уже здесь, ищут тебя. Пора уходить.

Микеле и Виттория еще раз обнимаются и целуют друг друга.

— Прощай, Виттория!

— Прощай, Микеле! Я буду ждать тебя.

Микеле с другом быстро уходят, а девушка смотрит им вслед. Я останавливаю изображение и оборачиваюсь к Микеле. Он смотрит на застывшее изображение Виттории, и я читаю в его глазах такую тоску, что мне становится больно вместе с ним. Неожиданно Микеле спрашивает:

— А есть возможность посмотреть на нее сейчас, я имею в виду настоящее время, а не в прошлом?

— Это уже проще.

Настраиваю «искатель» на Витторию и задаю текущее время. Компьютер выдает следующую сцену. Виттория сидит у зашторенного окна. Она в темном строгом платье, лицо скрыто черной вуалью. Руки в черных перчатках сжимают молитвенник. Рядом в кресле сидит монах. Он уговаривает девушку:

— Дочь моя, вы всегда, сколько я вас помню, были доброй католичкой. Тем более мне не понятно ваше нынешнее поведение. Поймите, вы рискуете навлечь на себя немилость святой церкви. Ведь это просто неприлично, дочь моя!

— Неужели, святой отец? Почему? Разве траур может быть неприличен?

— Траур по доброму христианину не только приличен, но и полезен для спасения души. Но траур по еретику, казненному по приговору Святой Инквизиции…

— Но Инквизиция могла и ошибиться…