«Да! Пожалуй, я – счастливчик!», – заключил Шеат и переступил в грязи босыми ногами.

Первое, что предстояло сделать – это разжиться деньгами. Объектом охоты Шеат избрал одного из румяных карманников, к тому времени уже удачно завладевшего чужим кошелем. Тот вряд ли станет поднимать шум в случае чего.

Парень терся в самой гуще народа, у циркового балагана. Шеат решил действовать примитивно просто. Протолкался к своей жертве, и, развернувшись лицом к лицу, молниеносно, без размаха ткнул карманнику в низ груди. Тот разом выдохнул весь воздух, выпучил глаза и попытался завалиться на бок, но остался стоять, подпираемый со всех сторон людскими телами. Шеат деловито обшарил неудачливого воришку, изъял туго набитый кожаный мешочек, упрятанный за пазуху, и растворился в толпе прежде, чем кто-либо что-либо понял. На все про все у него ушло несколько секунд.

Некоторое время Шеат изучал разнокалиберные кругляши с оттиском странной двуглавой птицы. Потолкавшись меж рядов, примечая, кто какими монетами расплачивается, он составил представление о номинале каждой денежки. А заодно и о примерной стоимости вещей. Со всем тщанием Шеат рассматривал сезонную одежку, чтобы по незнанию не напялить женскую либо слишком дорогую вещь, не нарушить общепринятых традиций. Покупки Шеат решил совершать не раскрывая рта: понимал он уже почти все, но разговаривать еще не решался.

Сначала Шеат решил справить обувку. Что-нибудь попроще, ибо нищенствующий побирушка, приобретающий хромовые сапоги, сразу же обратит на себя излишнее внимание. С поклоном, на сложенной лодочкой ладони протянул Шеат монетку, явно для покупки недостаточную. Лапотник скривился, но махнул рукой, бери, мол, дядя. Что с тебя взять, с калеки горемычного? Безошибочно подобрал пару по ноге, выдал подвязки да портянки из грубой холстины. Штаны и рубаху Шеат присмотрел попросторнее, чтобы не сковывали движений. Шапку взял заячью с ушами – скрыть свой колючий ежик. Тесный зипун с рукавами, доходящими до локтя, Шеат украдкой пристроил под чью-то телегу. Сам обзавелся вполне приличным армячишкой из овечьей шерсти. Шеат расправил плечи, приосанился, теперь он походил на доброго горожанина, не богатого, но и не бедствующего. Что-то неуловимо переменилось в его взгляде и поступи, вряд ли кто-нибудь признает в нем давешнего бродяжку. Теперь пришел и черед блестящих салом сапог: ни дать ни взять, посадский человек явился на ярмарку за обновкой. Ну и что с того, что общается он с продавцами жестами, морщась и указывая на горло? Осип дядя, хватил холодного кваса. С кем не бывает?..