Ливнев с коллегами отыскался в подвале. Там же, запертые по камерам, сидела прислуга и выжившие охранники. Матвей Нилыч держал на коленях окровавленную голову старца Опанаса. Ревин поглядел мельком – отошел. Не снес дед побоев, не выдержал. В углу на охапке соломы валялся застреленный Попрыгун. Это были далеко не все потери. Необычайно дерзкий и жестокий рейд обошелся секретной службе дорого.

Ливнев вышел на крыльцо, оскользнулся в луже крови, схватившись за перила, оглядел заваленный трупами двор, замотал головой:

– Это же… Это же какую наглость надо иметь… Чтобы в сердце чужого государства… Так… Совсем потеряв страх и голову… Ну, ничего… Я этого не оставлю… Все это возымеет далеко идущие последствия!.. Ничего!..

Вортош наоборот молчал. Сжимал прихваченный из оружейной комнаты пулевик, мрачно поигрывая желваками.

– Господа из Бетльгейзенской группы ожидают аудиенции наверху, – доложил Ревин. – Обещайте мне, что не станете делать глупостей… Вортош?..

Вортош молчал. Наконец, сделав над собой усилие, процедил сквозь зубы:

– Обещаю…

Мистер Ллойд и мистер Першинг представляли собой жалкое зрелище. Куда-то улетучилась без следа и былая вальяжность, и лоск. Видом господа напоминали мокрых кур. Спутанных меж собой мокрых кур.

– Не надо скоропалительных решений! – предостерег Ллойд, покосившись на оружие. – Мы – цивилизованные люди. Мы сможем договориться… Со своей стороны гарантирую самые широкие репарации. – Ллойд заерзал, как на иголках, натолкнувшись на тяжелый взгляд Ливнева. – У меня дипломатический иммунитет…

– Я вас его лишаю, – недобро проговорил Ливнев.

И, выхватив из рук Вортоша пулевик, разрядил обойму в пленных господ.

– Нет!.. – запоздало крикнул Ревин.

Грохот выстрелов смолк, по комнате стелился дым.

– Довольно мы сносили от этих мерзавцев. Не будет им ни следствия, ни суда! Клин вышибают клином…

Ревин покачал головой.

– Зря, Матвей Нилыч!.. Право, зря!.. Их надлежало отпустить. И непременно вдвоем, чтобы никому не пришла шальная мысль исказить мои слова. И уже завтра у ваших ворот выстроилась бы очередь из участников этой самой Бетльгейзенской группы с предложениями о сотрудничестве. Они бежали бы на перегонки, да еще и пихались локтями… А теперь… – Ревин вздохнул. – Теперь будет война…

– Я пока еще в своей стране, – нахмурился Ливнев. – И не последний… гм… человек… Поглядим… Кто к нам с мечом придет… Слыхали такое изречение?

– Да, – Ревин кивнул, – слыхал. У вас есть еще другое. Худой мир лучше доброй ссоры. Так кажется?..

Из случившегося Ливнев сделал свои выводы. На следующий же день умчался в Петербург, добившись аудиенции с государем. О чем там у него вышел разговор, не рассказывал, но вернулся Матвей Нилыч довольный и злой одновременно, расплескивая чрезвычайные полномочия через край.