– Да в самом-то деле!.. – с сердцем отвечал Гилленхарт, резко стряхивая его руки. – Откуда мне было знать, что у вас считается это оскорблением!
– Нет! – с жаром возразил певец. – Совсем наоборот! Имя можно сказать лучшему другу. Или невесте… Но не первому же встречному!
– Что тут такого? – вконец разозлился Юстэс. «Господи, как же ему это все надоело!»
– Зная имя, можно околдовать его хозяина. Напустить порчу… Или вообще сделать его своим рабом! Недаром же спрашивают: «Как тебя зовут?» – позови живущего по имени, и он придёт. Позови ушедшего – и он тоже может явиться… – терпеливо пояснил певец.
– А вот мне один назвался! – упрямо заявил Юстэс, вспомнив уход Старика. – И ничего не случилось!
– Значит, его больше некому было помнить. Или он хотел, чтобы ты его вызвал когда-нибудь.
– Зачем это?.. – испугался Юстэс. Возможность общения с духами всегда внушала ему суеверный ужас.
– Ладно. Я другое хочу сказать, – грубо перебил его агил. – Когда-то ведунья предсказала мне: я встречу человека, который, ни с того ни с сего, захочет узнать моё
И Юстэс, словно наяву, услышал голос монаха: «Тот человек сам найдет тебя!»
– Как знать, – ответил он, чуть помешкав. – Может, и я.
***
Новые приятели поселились вместе на постоялом дворе, и следующий разговор о житье-бытье завёл уже сам агил.
– Я слова меняя на золото монет, а ты? Чем ты добываешь себе пропитание и славу?
– Славы я пока не добыл, – чуть усмехнувшись, ответил Гилленхарт. – И всё, что у меня есть – это крепкие руки: могу рубить, могу стрелять. Я – воин.
– Тогда что держит тебя в Акре? – удивился агил. – Здесь возможно разве что наняться в провожатые к какому-нибудь толстопузому купчине или охранять сборщика податей. Но по мне уж лучше – к купчине: глядишь, доведётся побывать в дальних землях. Охранять мытаря куда опаснее – не любят их, так уж повелось, потому и платят за это больше, да не в почете это дело у настоящих рубак. Те же, кто хочет славы и денег – нанимаются в порубежные дружины. Или идут в наёмники к чужим.
– А здесь? Нет разве здесь королевской дружины?
Глаза агила округлились, потом он звонко рассмеялся: