Она поджала губы, дрожа всем телом, ее лицо выражало невероятную муку, словно она вела нещадную борьбу внутри себя.
– Ваше величество, отпустите меня, – попросила она, и слезы заскользили по ее пухлым щекам, – прошу, простите меня заранее, прошу, ваше величество!
– Ваше величество, отпустите меня, – попросила она, и слезы заскользили по ее пухлым щекам, – прошу, простите меня заранее, прошу, ваше величество!
Полианна заплакала, и ноги ее подкосились. Она упала на пол, не успел я ее подхватить. Я мигом кинулся к ней, опустившись на колени – так мы и стояли. В конце концов, я согласился отпустить ее.
Полианна заплакала, и ноги ее подкосились. Она упала на пол, не успел я ее подхватить. Я мигом кинулся к ней, опустившись на колени – так мы и стояли. В конце концов, я согласился отпустить ее.
– Вот возьми ключ от спальни, сбеги из моих покоев. Все ходы ты прекрасно знаешь, а днем охотники на тебя внимания не обратят. Просунешь потом ключ в щель под дверью – я его подберу, – говорил я, обливаясь слезами. Она все трогала мое лицо и тоже плакала. И все шептала простить ее, и теперь я знаю о каком именно прощении шла речь.
– Вот возьми ключ от спальни, сбеги из моих покоев. Все ходы ты прекрасно знаешь, а днем охотники на тебя внимания не обратят. Просунешь потом ключ в щель под дверью – я его подберу, – говорил я, обливаясь слезами. Она все трогала мое лицо и тоже плакала. И все шептала простить ее, и теперь я знаю о каком именно прощении шла речь.
Долго мы так прощались. Полианна обнимала меня, а мне так было страшно расставаться с ней. Нехорошее предчувствие зародилось в моей душе в тот миг.
Долго мы так прощались. Полианна обнимала меня, а мне так было страшно расставаться с ней. Нехорошее предчувствие зародилось в моей душе в тот миг.
Потом она ушла к себе в комнату, как только стало светать. Я не в силах уснуть, разбитый и убитый горем, побрел с утра на прием. А когда возвратился – ее уже не было в живых. Бедная моя, милая, Полианна! Ей, наверное, было невыносимо страшно, а я даже не смог ей ничем помочь».
Потом она ушла к себе в комнату, как только стало светать. Я не в силах уснуть, разбитый и убитый горем, побрел с утра на прием. А когда возвратился – ее уже не было в живых. Бедная моя, милая, Полианна! Ей, наверное, было невыносимо страшно, а я даже не смог ей ничем помочь».
Подавляя в себе острое чувство вины, Мур отложил папку в сторону. Он еще долго так просидел, погрузившись в собственное забвение, состоящее из тяжелых раздумий. Его мучили угрызения совести, несправедливость за Бельти, отчаяние и чувство упущенного момента. Душа его воспламенилась неистовой ненавистью по отношению к Жаклин и к ее приспешникам. Никогда еще детектив Лисц не воспринимал чужую трагедию так близко к сердцу, хотя это теперь была и его личная трагедия. Несчастный Бельти ни чем не заслужил подобных горестей для своего нежного сердца – вслед за отцом он потерял ту, которая дарила ему счастье и покой. А теперь их обоих нет в живых.