Светлый фон

Черные бесы, гнавшиеся в другой сцене за грешником, вдруг обратились ангелами. Обтрепанный заключенный в кандалах преобразился, став принцем.

И я таков, как этот мир Я ангел, я же бес, И тьма, и солнечный эфир, Я — сердце, я же — крест.

Теодор рванулся следом, но вдруг кто-то схватил его за локоть. Оглянувшись, Тео оторопел: рука высовывалась… из зеркала. И тут раздался знакомый хрипловатый голос:

— Стой, Ливиану!

Из зеркала таращился Ворона: налитые красной кровью глаза, исхудалое лицо.

— Не уйдеш-ш-шь…

Теодор в ужасе отшатнулся, попытался вырвать руку, но не тут-то было. Раду высунулся из зеркала и зашипел:

— Знаешь, почему ты меня бесил? Знаешь? Потому что мы похожи. Да, что удивляешься? — каркнул Ворона, и осознание того, что он мертв, окатило Тео холодной волной. Чья же это рука?! — Мы оба бедные. Оба изгои. Только я был всегда рядом с ней. Понимаешь? Я! Но когда я погиб, то вернулся нежителем. И не мог с ней быть, никак. Это я понял еще в Полуночи. А ты мог! Ты был живой и мог быть с ней!

Раду дернул Теодора за руку к себе и зашипел:

— Посмотри на себя. Разве ты достоин ее? Достоин? Ты прятал от всех свою тень, чертов нелюдимец, ставил их под угрозу. Ты должен был сам уйти! Сам! Трус.

Ярость вскипела внутри Тео, он выхватил нож и замахнулся, но где-то вдали раздался голос Короля — чуть более высокий и, казалось, угрожающий:

Таков, как я, и человек Ты должен то понять, Я враг, но, может, друг навек Все тот же я, все я!

Теодор занес лезвие над запястьем Вороны, готовясь воткнуть острие в его бледную кожу, и вдруг выхватил взглядом черные цифры. 12. 12. 12.

— Что смотришь? — ощерился Ворона. — Да, я был ей как брат! И я хотел быть с ней во что бы то ни стало. Но я совершил ошибку. Сказал Смерти «да»! И всю дорогу пытался найти способ что-то изменить. Я не хотел быть предателем! Не хотел! Только не для нее! Я любил ее. И этот чертов Йонва воспользовался моей слабостью. Задурил мне мозги. И я смог преодолеть это лишь под конец…