— Подожди…

Он оглянулся.

Маленький Гелу смотрел ему вслед. Лицо растерянное, бледное.

— Что? — зло бросил Тео.

— Прости.

Теодору почудилось, он ослышался. Вдали все еще слышались крики и смех, и вдруг раздался дикий вопль, от которого мурашки побежали по коже. И Теодор узнал в нем свой собственный.

«Тео, ты простил меня?»— прошелестел над ухом голос.

Тео попытался сглотнуть, но не тут-то было. Как можно простить? За это? Как?

И все же… Перед глазами встал Герман-Гелу. Взрослый Охотник, который рассказывал о том, как его спасла Иляна. С седой прядью на виске, ужасным шрамом на шее и шрамом-крестом. Почти как у Тео. Который он поставил на себе сам. Чтобы стать Охотником. Гелу по своей воле взвалил на себя ужасное, тяжкое бремя. На такое мог решиться лишь самоотверженный человек. Который сражался с ужасными нелюдимцами и погиб как герой.

Таким станет этот мальчишка.

И Теодор кивнул.

Он отвернулся, не в силах больше смотреть на костер. Крики стихли, будто кто-то выключил звук. Тео бросил взгляд через плечо — там, в зеркале, стоял взрослый Гелу — Герман, и он слабо и грустно ему улыбался. Из кармана жилетки торчала знакомая дудочка — с ней Германа и похоронили, он не успел подарить ее своей девушке. За спиной парня Тео различил Иляну. Они оба улыбались ему и махали рукой на прощание, и сердце Теодора сжалось от боли и жалости.

Они мертвы.

Он никогда их больше не увидит. Они лежат в земле, в могилах, которые он сам и вырыл для своих друзей.

И Тео никогда не скажет Гелу, что простил его.

Никогда.

Он смог сказать это только себе.

— Время на исходе, — проговорил голос Короля.

Верно, десять минут заканчивались. Загадка… О чем она? Что имел в виду Король? Голова гудела, в груди щемило от воспоминаний, Теодору хотелось просто лечь и лежать, он не в силах был о чем-либо думать.

«Давай. Ты должен. Ради Кобзаря. Ради остальных. Пойми, что он хочет! Отгадай! Думай, тупая башка, думай! «Таков, как я, и человек, ты должен то понять». Зеркала показывают тебе, что люди… люди меняются».