А потом Морвин открывает глаза, и в его распахнутом взгляде я вижу замешательство и туман, как после болезни или тяжелого кошмара.

— Эмма?

Затуманенный взгляд фокусируется на мне. Я смущенно кусаю губы, потупившись, подтягиваю на плечо растерзанную рубашку.

Он скатывается с меня, отталкивается от постели и вскакивает на ноги. Взгляд огненного мага больше не подернут дымкой — он полыхает обжигающей яростью и гневом.

— Побудь здесь! Одну минуту! Только умоляю, никуда не уходи!

Оглушительно хлопает дверь… А спустя несколько мгновений я слышу за стеной шум, грохот и такие звуки, будто что-то швыряют. Или кого-то.

Снова наступает тишина.

Я дрожащими руками кутаюсь обратно в покрывало и усаживаюсь посреди постели, как нахохлившийся птенец. Капелью на пол тает штора. Мои вены горят адреналиновым откатом. Сердце никак не желает успокоиться и выстукивает неровным ритмом какую-то невообразимую какофонию.

Наконец, очень медленно и тихо приотворяется дверь. Морвин входит внутрь, закрывает ее и устало приваливается к створке. Молчит недолго.

— Эмма, это Гордон. Гаденыш приходил вовсе не поздравить. Визуальный контакт для телепатического воздействия, помнишь? Говорит, не хотел ничего плохого, просто чтобы я вернулся обратно в свой мир. Увидел в голове своей Солейн, что я не отсюда. Надеялся, если уберет последнюю пару конкурентов, победу все же присудят им. Прибил бы его, да боюсь, этого хлюпика пальцем тронь — рассыплется. Правда, целой мебели в его комнате стало немного меньше.

Я подозревала что-то в этом духе, поэтому не удивлена. Но не знаю, что сказать — меня просто не слушается голос. Даже посмотреть на него смущаюсь — так и прячусь под ресницами, нервно кутаясь в покрывало. А на коже до сих пор горят огненные прикосновения.

Морвин бросает на меня беспокойный взгляд, и поспешно продолжает объяснять.

— Я уже говорил тебе, телепатия обычно на меня не действует. Просто сегодня я слишком глубоко вломился в собственные магические резервы, и ментальные щиты… немного ослабли. Гордон не смог меня заставить сделать то, что он хотел… но вмешательство в мой разум нарушило самоконтроль. Попросту говоря, у меня сорвало крышу.

Он медленно приближается, и с каждым его настороженным беззвучным шагом я чувствую, что крышу рвет уже у меня. Дикое притяжение, которому почти невозможно сопротивляться, стягивает внутренности в тугой узел. Пружина, которая закручивается все сильней и сильней.

— Эмма, прости меня. Прости, малыш, я не хотел тебя напугать…

Бедный, он же мучается теперь! Все-таки решаюсь, и поднимаю на него глаза.