Фрунзик неопределённо махнул рукой:

 — Удалось. Потом увидел вот это…

Проследил за его указанием: у стены была навалена груда поломанных фигур Судитронов. Некоторые из них лежали так давно, что рассыпались на мелкие кусочки, из них росли всё те же бледные растения, что из брёвен короба. Некоторые фигуры ещё сохраняли узнаваемый облик, с них облезла вся краска, а деревянные корпуса были разрублены и распилены, чтоб извлечь механическое содержимое. Другие фигуры были обуглены, будто лежали в огромном общем костре. На многих виднелись дырки от пуль.

 — Ты понял? — спросил Фрунзик.

 — Нет.

 — Его уже много раз пытались уничтожить, распилить, разрезать или сжечь.

 — И что?

 — Как что? — злился Фрунзик. — Ничего не поменялось.

В ближайшем туннеле раздалось гудение приближающегося Судитрона. Я и Фрунзик переглянулись. Он инстинктивно схватился за кобуру, но сейчас же отпустил, вспомнив о патронах.

Я отступил от спускающихся на пол полозьев.

7

Из туннеля показалась деревянная фигура. Она проделала сложные манёвры в сплетении полозьев и скатилась к нам на пол. В такой близи Судитрона я не видел никогда. Он выглядел ещё более простым, ещё менее таинственным. Деревянная кукла, просьбы которой выполняет весь мир. Ну, кроме государств-изгоев, типа Северной Кореи, туда даже поезда не ходят.

Фрунзик измождённо присел на корточки, будто бы хотел упасть на колени, но одумался. Не отрываясь, глядел на человекоподобный механизм, не убирая руку с кобуры.

 — Я… такая честь, — пробормотал он, позабыв о своих недавних идеях уничтожения «Глобальной Перевозки™».

Прав был Лебедев: одно дело рассуждать о ненависти к тирану, другое — предстать перед этим тираном, зная, что он ждёт повтора твоих бравых речей о необходимости его свержения.

Судитрон крутанулся:

 — Так я и знал. Никто из них не говорит, что думает.