Я поползла на этот голос вдоль корней, снова проступивших из-под земли. За огненным кольцом сидела под яблоней моя мать.

– Мама! – Я тянулась к ней, но чары Сату держали крепко.

Мать, впившись в меня глазами – они были темнее, чем мне запомнилось, но в остальном совсем как мои, – поднесла к губам призрачный палец. Вложив в кивок все оставшиеся силы, я успела подумать о Мэтью. После этого не было уже ничего, кроме боли, страха и смутного желания уснуть навсегда.

Прошло, должно быть, много часов, прежде чем раздосадованная Сату швырнула меня в дальний угол. Она терзала мою спину, бередила рану на руке и подвешивала меня за лодыжку, издеваясь над моей неспособностью улететь. Напрасно старалась – к моим секретам она не приблизилась ни на шаг.

Сату металась по залу, рыча от ярости и стуча каблучками по камню. Я приподнялась на локте, силясь догадаться, что она замышляет теперь.

Держись. Мать, заливаясь слезами, все так же сидела под яблоней. «В ней больше мужества, чем я думала», – говорила Изабо Марте. «Храбрая моя девочка», – шептал на ухо Мэтью. Я улыбнулась, чтобы утешить мать, и Сату взбесилась еще сильнее:

– Почему ты не защищаешься? Ведь ты же можешь, я знаю! – Она выбросила руки вперед, бормоча что-то, и я свернулась клубком.

Живот пронзила острая боль, и я вспомнила о выпотрошенном теле отца.

«Так и со мной будет», – подумала я, и мне почему-то сделалось легче.

От очередного заклинания меня поволокло по полу, по неровным плитам и изогнутым корням. Я вскинула руки, безуспешно пытаясь остановиться. Пальцы сжались, словно бы силясь прикоснуться к Мэтью.

Точно так же выглядело тело матери в меловом нигерийском кругу.

Диана, послушай меня, отозвалась она на мой крик. Тебе будет казаться, что ты осталась совсем одна. Я снова была ребенком и сидела на качелях под яблоней на заднем дворе нашего дома в Кембридже. Стоял август. Лужайка пахла скошенной травой, духи матери – ландышем. Можешь выдержать это, если я попрошу?

Я кивнула, оцарапав щеку о камень.

– Нам не хочется этого делать, сестра, – сказала Сату, перевернув меня на спину, – но приходится. Ты все поймешь, когда забудешь своего Клермонта, – поймешь и простишь меня.

«Черта с два! – подумала я. – Мой призрак будет являться тебе до конца твоих дней, если Мэтью не убьет тебя раньше».

Сату подняла меня с пола и осторожно направила по воздуху вниз по лестнице, в подземелье. Услышав позади шорох, я оглянулась.