– Я найду путь. Отдыхай, я обо всем позабочусь.

Глаза у него были зеленые-презеленые.

Я снова заснула и бросилась убегать от Жюльет и Герберта. К рассвету сон стал крепче, и проснулась я только утром. Я лежала совершенно голая под несколькими толстыми одеялами, как в британской реанимации. Левая рука была перевязана, из правой тянулась трубка, шею чем-то залепили. Мэтью сидел на полу, подтянув к себе колени и прислонившись к дивану.

– Мэтью… со всеми все хорошо? – Язык точно ватой обложило, пить хотелось ужасно.

– Просто чудесно. – С заметным облегчением он взял меня за руку, поцеловал в ладонь и поглядел на запястье, где ногти Жюльет оставили красные следы.

Услышав наши голоса, в комнату потянулись остальные. Первыми явились тетушки. Сара думала о чем-то своем, под глазами у нее залегли тени. Эм, хотя и усталая, тут же кинулась гладить меня по голове, уверяя, что все будет хорошо. Потом меня осмотрел Маркус и сурово констатировал, что я недостаточно отдохнула. И наконец Мириам выгнала всех вон, чтобы сменить бинты.

– Насколько все было плохо? – спросила я, когда мы остались одни.

– Если ты про Мэтью, то очень плохо. Потерю, даже угрозу потери, де Клермоны переносят неважно. Изабо после смерти Филиппа вела себя еще хуже. Хорошо, что ты выжила, – я не за себя одну радуюсь. – На удивление аккуратно она помазала мои раны.

Представив себе Мэтью, одержимого жаждой мщения, я поскорее зажмурилась.

– Расскажи мне о Жюльет.

Мириам предостерегающе зашипела:

– Это не моя история. Мужа своего спрашивай. – Она отсоединила капельницу и, помогая мне влезть в старую Сарину фланелевую рубашку, заметила знаки на спине.

– Шрамы мне не мешают – напоминают о том, что я боролась и выжила. – Я все равно одернула рубашку, спеша прикрыть спину.

– Ему тоже не мешают. Любовь де Клермонов всегда оставляет метки на теле – Мэтью это отлично знает.

Я застегнула пуговицы дрожащими пальцами, не глядя на Мириам.

– Очень опасно было вот так давать ему свою кровь – он ведь мог не остановиться, – с невольным восхищением сказала она, подавая мне черные легинсы.

– Де Клермоны бьются за тех, кого любят, – так сказала мне Изабо.

– Она все поймет, а вот Мэтью… Ему еще предстоит сжиться с этим – с твоей кровью и со всем остальным.

Между нами висело невысказанное имя: Жюльет.

Мириам снова поставила капельницу, отрегулировала ее.