— Ничего, для того чтобы активировать клон и того, что есть достаточно, — отрезал Амбал. — Тем более мы уже в зоне ее действия. Так что не нервничай.

— Да я и не нервничаю…

Они двинулись вперед.

Не прошло и десяти минут, как Петровича вновь потянуло на разговоры.

— Слушайте, а знаете, что меня во всем этом смущает?

— В чем именно? — поинтересовался Грязный.

— Ну, в этом сраном фермере…

Грязный уставился на него:

— Ты о чуваке, который считал, что его семья стала слепнями, и он начал подкармливать их живыми людьми? И что тебя смущает здесь?

— Я не о том, — отмахнулся Петрович. — Мы явно были не первыми, кто ему попался. Так?

— Ну…

— Неужели ни разу ни один колонист не подходил к ферме настолько близко, чтобы получить данные с чипов убитых? Почему они не ожили?

— Сеть далеко, — пожал плечами Грязный.

— Но ведь мог попасться какой-нибудь гарнизонный или еще какой-то вояка. У них ведь клон активируется через несколько дней после того, как основной чип перестал подавать сигнал.

— А что там воякам делать? Так далеко от Речного? — подал голос Длинный.

— Ну, хрен с ними, с вояками, неужели ничей чип не передал данные случайному колонисту, проходившему неподалеку, и не…

— Ферма не пропускает сигнал с нижних уровней, — перебил его Амбал, — и фермер периодически чистил логово слепней. Печкой…

— Откуда ты знаешь?

— Егерь рассказал. Именно поэтому никто не выживал и не оживал. Ни чипов, ни останков.

На этом разговор замолк, дальше шли уже молча. Но зато шли достаточно резво — сказывалось то, что не устали. Еще бы: всего несколько часов на гравицикле пролетели. А тут пяток километров до Речного остался. Пусть и по снегу, иногда доходящему до колен, но все же. По сравнению с тем километражем, что они намотали до встречи с фермером, текущее расстояние было просто смехотворным.