Светлый фон

Упрощённая модель магии, надо полагать, с тех незапамятных времён «создания мира». С большим удовольствием почитал бы хроники того времени, когда представители всех ста направлений магии были живы и здоровы и готовились вцепиться друг другу в глотки. Наверняка тогда и храмы всех божеств действовали, и можно было бы выцепить, хотя бы намёком, какому техносу приносить в жертву роботов. Я не отказался бы от стандартной базы заклинаний, например, а то, по большому счёту, всё узнанное о техномагии сводилось к одному: чем лучше ты представляешь работу механизма, тем лучше сможешь его воплотить при помощи техномагии. Поэтому многие фишки, обыденные – некогда обыденные – для меня, местным представлялись этаким откровением.

Там, где ты не представляешь работу, всегда можно обойтись воображением, только работать будет на порядок хуже – тянуть энергию, ломаться и так далее. Или вообще всё не заработает, иногда даже воображение не помогает. Но сейчас моё воображение направлено в другую сторону. Точнее, вперёд и вниз, на идущую впереди Симону.

Неделя прошла. И роботы давно починены, и оборона укреплена. И у нас появилась масса свободного времени. Пока мы были на контракте, со свободным временем было всё плохо, зато после получения гражданства стало слишком хорошо. Не надо постоянно тренироваться или возиться с Халком, что в моём случае одно и то же, не стояли над душой инструкторы или ведомство Этторе, казалось бы. Но мы по привычке продолжали тренироваться, я ещё сильнее налёг на разработки, и какой там отпуск, постоянно в делах и заботах. Сейчас, в сущности, тоже следовало бы обкатывать и облётывать бумер да лепить из терминаторов тройку – пятёрку мегаавтоматов, чтобы брать размерами.

Но внезапно всё свободное время оказалось уделено Симоне.

Её тощий вид, с едва ли не торчащими наружу рёбрами, ножками-спичками, грудью едва ли первого размера и росточком метр тридцать, как уже говорил, вызывал ассоциации с жертвой концлагерей. Да и я сам уже далеко не мальчик, чтобы возбуждаться на любое обнажённое женское тело, но Симона внезапно отнеслась с пониманием к проблеме. Спустила с меня штаны, вцепилась, как голодный в тарелку супа, и притом довольно умело. Не успел я опомниться, как она уже скакала на мне.

Говорят, после тридцати в женщинах просыпается самая страсть, и Симона на все сто соответствовала этому. Она была готова всегда и везде, при этом не стеснялась использовать не только магию – одна лишь поза «шестьдесят девять» в вертикальном положении чего стоит, – но и мозги. Не знаю уж, чего там в этих самых мозгах перемкнуло, но она всерьёз нацелилась на меня и, соответственно, всерьёз подошла к проблеме возбуждения.