Совершив этот акт самоуничижения, он тихо рассмеялся.

– Что привело тебя сюда? – поинтересовался Натан.

– Я только что прилетел. Увидел тебя, когда выходил из рукава. Нужно забрать мой багаж, если он не застрял где-то на восточном побережье. Я в отпуске. Сначала здесь, потом полечу в Сан-Антонио. Как поживает Ришона? Надеюсь, все в порядке.

– Отлично, спасибо. А твоя женушка? – спросил в ответ Силверман, так и не вспомнив, как ее зовут.

– Мы развелись. Только никаких соболезнований. Я сам предложил это сделать. Слава богу, детей мы не нарожали. А как твои, Натан? Как Джареб, Лисбет, Чайя?

Силверман почти не удивился, что Бут помнит их имена. Бут усердно запоминал такие вещи, чтобы позднее польстить знакомым, которые могли представлять для него ценность – вроде Силвермана. Он подчеркивал тем самым, что считает все это интересным и памятным.

– Все закончили колледж, Лисбет – в прошлом году.

– Все в безопасности, здоровы и готовы сдвинуть горы?

– Все в безопасности, здоровы и, главное, устроены.

Бут рассмеялся громче, чем того заслуживали слова Силвермана.

– Ты счастливчик, Натан.

– Я говорю это себе каждый вечер перед сном и утром, когда просыпаюсь.

Бут постучал пальцем по книге Эрика Ларсона, которую держал Силверман.

– Отличная вещь. Прочел года два назад. Есть о чем задуматься.

– Это правда.

– Есть о чем задуматься, – повторил Бут, потом посмотрел на часы и вскочил на ноги. – Пора бежать. Впереди неделя безделья.

Он протянул правую руку и, когда Силверман пожал ее, отпустил его ладонь чуть позже, чем следовало.

– Счастливчик, – повторил он и пошел прочь.

Силверман проводил взглядом Бута, который смешался с толпой пассажиров в вестибюле, а потом исчез в терминале. К книге Ларсона он вернулся не сразу.

Неужели человек вроде Бута будет отправляться в отпуск в костюме-тройке и галстуке?