Он поднял нестриженые брови, густые, как усы:

– Разве богатство меня принижает?

– Это зависит от того, как вы заработали свои деньги. Вы прослужили двенадцать лет в армии, а там платят не много.

Трэхерн посмотрел на пар над чашкой кофе, взял кружку, подул и осторожно пригубил напиток. Видимо, он пытался обуздать свой нрав, которому прежде дал волю. А может, выигрывал время, чтобы сочинить ложь поубедительнее.

– Когда я оставил службу, – сказал он, – я получил наследство. Годом раньше умер мой отец.

– А как он получил деньги?

Лицо Трэхерна сморщилось и стало похоже на кору кряжистого дуба.

– Если человек попал в такую переделку, как вы, он не закидывает камнями того, кого просит о помощи.

Лицемерное негодование не было ответом на вопрос.

– На тот случай, если вы забыли, – сказала Джейн, – напомню, что недавно мою жизнь исковеркали богачи, которые считают, что могут владеть всеми, кто им нужен, и убивать всех, кто не нужен.

– Мазать всех богачей черной краской – чистый фанатизм.

Джейн прекрасно понимала, что обвинение в фанатизме – распространенный способ заткнуть глотку противнику, в котором от фанатика ровно столько же, сколько в ней самой – от голубого жирафа, способ заставить сомневаться в себе, направить не в ту сторону, говорить с позиции морального превосходства над обвинителем. Какими бы ни были мотивы Трэхерна, благородными или наоборот, Джейн не позволит манипулировать собой.

– Вы водитесь с богачами? Мне кажется, богачи водятся только друг с другом.

Он поднялся со стула во весь рост – примерно шесть футов и четыре дюйма. Грудь выгнулась, напоминая винную бочку на пятьдесят галлонов, лицо покраснело от раздражения.

– Я вожусь с миллионерами и голодранцами, почти святыми и отпетыми грешниками. Со всеми, с кем захочу. Может быть, сядете?

– Я жду ответа.

– Какого ответа?

– Как ваш отец заработал состояние, которое оставил вам?

Трэхерн издал нечто вроде шелеста – такой звук производит собака, волоча по траве змею. Потом он сказал:

– Отец был консультантом по инвестициям. Хорошим консультантом. Наследство было не очень большим. Несколько сотен тысяч, после того как все было улажено. Двухтысячный год, конец тысячелетия, я только что демобилизовался, а вы были сопливой девчонкой с косичками. Передо мной открылись разные возможности. Я взял триста тысяч и оказался гораздо более удачливым инвестором, чем отец.