28
28
Джейн вошла в эту берлогу, устроенную высоко над землей: девять тысяч квадратных футов олимпийского величия, где безумный бог занимался тем, чем занимаются другие боги (со строчной «б»), когда они не разрушают один мир, чтобы построить другой…
Жалкие условия, в которых обитали рейшоу, свидетельствовали о презрении, которое испытывал Д. Д. к этим простейшим существам. Джейн сомневалась, что он позволил бы кому-нибудь из них появиться в его личном пространстве. И уж конечно, на девятом этаже не было запрограммированных обезьян.
Если здесь имелись слуги – горничная, кухарка, дворецкий, – то они были такими же, как жители Доменной Печи: некоторая показная самостоятельность при строгом контроле. Д. Д. не допустил бы в свое личное пространство слуг с неограниченно свободной волей, имея возможность защитить свою частную жизнь путем использования высокоуровневых полузомби. Этих людей поработили навсегда, и, если ей придется убить их, чтобы добраться до хозяина квартиры, она всего лишь их освободит.
Если же здесь окажутся гости…
Что ж, любой гость, скорее всего, будет аркадцем. Придется действовать по обстоятельствам.
Она прошла по короткому коридору мимо кухни, затем по изящной анфиладе парадных комнат, обставленной подлинными предметами в стиле ар-деко, мебелью музейного уровня от Дески, Дюфрена, Рульмана, Сю и Маре… Старинные персидские ковры вполне подошли бы для дворца султана. Повсюду были изысканные лампы «Тиффани» с редчайшим рисунком. Люстры от братьев Симоне. Чувственные картины Лемпицкой, Домерга, Дюпа. Скульптуры Чипаруса, Лоренцля, Прейса. Эмали Жана Дюнана. Здесь, в одной квартире, были собраны предметы искусства и старины на десятки миллионов долларов… и пока не виднелось ни души.
Странно, что человек, который собирался перевернуть прошлое, переписать на свой лад историю и создать будущее, не похожее ни на что прежнее, придумал для себя этот рай, каждая деталь которого напоминала о двадцатых и тридцатых годах. Может быть, он считал эту эпоху временем несбывшихся надежд, которые рассчитывал воплотить в жизнь сейчас.
Джейн шла по квартире, заполненной произведениями музейной ценности, и чувствовала себя немного сбитой с толку – возможно, из-за того, что эти бесконечно изящные предметы, доставшиеся ценой немалых денег и усилий и стоявшие здесь в тщательно продуманном порядке, находились в чудовищном противоречии с ужасами восьмого этажа, с рейшоу, обезьянами, кровавым насилием. В ее ушах вдруг раздался непонятный непрекращающийся шум: два-три колеблющихся электронных тона переплетались, набирали силу и стихали, словно саундтрек, призванный дезориентировать ее.