Падж встал, задев рогами лампу.

— Так я его вазой ударил, — сказал он растерянно. — Вазы нет.

— Ничего, ты так покажи, рукой.

Падж неловко махнул когтями. Раздался треск, шкаф завалился набок, агонизирующе раззявив дверцы. Падж переступил с ноги на ногу.

— Ну? — спросил он.

— Гну, — ответил Клыков. — Ты его какой рукой стукнул?

— Этой.

— «Этой», — передразнил Клыков. — Это левая! Левая, понимаешь? И подписывался ты тоже левой!

Тафидянин уставился на собственные руки.

— А ударили Вострикова справа! — воскликнул Клыков. — Ну, в смысле, били правой. То есть, у него рана слева. В общем, всё, иди с глаз моих.

Падж боком протиснулся в подсобку и аккуратно прикрыл за собой дверь. Было слышно, как он там топает, скрипит койкой, чешется когтями и по-звериному вздыхает. Клыков сидел, барабаня пальцами по столу.

— Дверь закроете? — глухо спросил Падж из подсобки.

— Закрою, закрою, — проворчал Клыков, вставая и гремя связкой ключей в кармане.

Никакой тюрьмы на биостанции, конечно, не было, поэтому Паджа поселили в подсобке — та, по крайней мере, запиралась снаружи на замок. Впрочем, можно было обойтись без замка, поскольку тафидянин, как пришел неделю назад с повинной, так никуда сбегать и не собирался. Клыков сначала и слышать не хотел о том, чтобы брать под стражу местного жителя. «Да поймите, я же ученый! — втолковывал он двоим огромным тафидянским стражникам, которые привели Паджа на биостанцию. — Вы здесь полиция? Вот и разбирайтесь с преступником». Но стражники были непреклонны. На довольно неплохом косперанто они объяснили Клыкову: если кто-то убил чужака из другого племени, то убийцу должно судить это самое племя. Закон такой. Покойный Востриков был землянином, ну и наказывать Паджа, соответственно, полагалось землянам. Вот если бы Падж проломил череп кому-то из тафидян, тогда другое дело: скорый суд, единогласный приговор, изгнание в Северную пустыню и там неминуемая мучительная смерть от холода и ядовитых буранов. А так — дело ваше.

— Черти рогатые, — бормотал Клыков, шагая по коридору и на ходу протирая очки платком. — Сдался он мне, судить его. Приставы будут — разберутся.

Он прошёл мимо теплиц, оставил позади «холодильник» — криокамеру, где в обычное время хранились замороженные образцы, а теперь лежал несчастный Востриков, — обогнул лабораторию и вышел в прихожую. Биостанция была рассчитана на тридцать человек. Обычно в коридорах царила теснота, в столовой — шум, а лаборатория работала круглосуточно, и всё равно времени не хватало. Группа Клыкова изучала уникальную местную агрокультуру с целью её адаптации к земным условиям (говоря проще, на Тафиде всё росло со страшной силой и плодоносило по три раза в год, и хотелось бы, чтобы так же получалось на Земле). Но всех сотрудников поспешно вывезли, когда произошло убийство. Вызвались остаться только два человека: старинный приятель Клыкова микробиолог Серёга Ивченко и храбрая Верочка Зарова, геоботаник.