– Позволь рассказать тебе, что случится, если эта штука вырвется наружу, – тихо произнесла она. – Поначалу ничего. Нас очень много, понимаешь. Поначалу мы одержим верх чистым количеством, модели предсказывают множество стычек и ложных стартов. Но в конце концов она закрепится. Потом победит обычные бактерии разложения и монополизирует нашу неорганическую питательную базу. Это подрежет всю трофическую пирамиду на корню. Ты, я, вирусы и гигантские секвойи – все вымрет из-за нехватки нитратов или еще чего-нибудь столь же нелепого. И добро пожаловать в Эпоху Бетагемота.

Скэнлон сначала промолчал, а потом переспросил:

– Бетагемота?

– Через бета. Бета-жизнь. По контрасту с альфой, то есть всем остальным. – Роуэн тихо фыркнула. – Кажется, они назвали его в честь чего-то из Библии. Животного. Пожирателя травы.

Скэнлон потер виски, голова кипела от информации:

– Если предположить, что все, сказанное тобой, правда, это все равно лишь микроб.

– Ты хочешь завести речь об антибиотиках. Большинство из них не сработает. Остальные убьют пациента. И мы не сможем приручить вирус, чтоб сразиться с ним, поскольку Бетагемот использует уникальный генетический код. – Скэнлон открыл рот; Роуэн предупреждающе подняла руку. – Теперь ты предложишь построить что-то с нуля, приспособленное к генетике Бетагемота. Мы работаем над этим, но этот вирус использует одну и ту же молекулу для репликации и катализа; ты хоть представляешь, насколько это осложняет дело? Они говорят, что в следующие несколько недель мы, наконец, сможем узнать, где кончается один ген и начинается другой. Только тогда мы можем попытаться расшифровать алфавит. Потом язык. И лишь затем сможем построить нечто, чем можно его победить. А потом, если и когда мы начнем контратаку, случится одно из двух. Или наш вирус уничтожит врага так быстро, что разрушит собственное средство перемещения, в результате у нас на руках окажутся отдельные жертвы, которые никак не изменят проблему в целом; или же наш вирус начнет действовать слишком медленно и не сможет наверстать упущенное время. Классическая хаотическая система. Нет практически никаких шансов, что мы сможем настроить летальность как надо. Локализация Бетагемота – наш единственный выбор.

Все время, пока Патриция говорила, ее глаза оставались странно темными.

– В конце концов, ты, похоже, все-таки знаешь пару деталей, – тихо заметил психиатр.

– Это важно, Ив.

– Пожалуйста, зовите меня доктор Скэнлон.

Она грустно улыбнулась:

– Извините, доктор Скэнлон. Прошу прощения.

– А что насчет остальных?