— А я думал, ты у нее на поводке, Горацио.

Он пожал плечами:

— На одном поводке из многих. Не имеет особого значения.

— Еще как имеет.

— Почему? Неужели ты думаешь, что прежде я себя не контролировал? Неужели бы снял тебя с Трипа, если бы искренне считал, что ты пошел бы на утечку?

— Да легко, если сам же планировал ее и заткнуть. Разве не в этом твоя проблема? Ты ведь подставляешься, чтобы убивать людей?

— Значит, я — чудовище. — Лабин откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. — А ты тогда кто?

— Я?

— Я видел, как ты развлекался при нашей первой встрече.

Дежарден покраснел, ему стало душно:

— Это всего лишь фантазии. В реальности я никогда не делал ничего подобного. В реальности я вообще сексом не занимаюсь.

Лабин приоткрыл один глаз и чуть заметно улыбнулся:

— Не доверяешь себе?

— Я слишком сильно уважаю женщин.

— Неужели? Как-то твои взгляды не слишком вяжутся с твоим хобби.

— Это нормально. Это всего лишь спинной мозг. — Когда он узнал, что агрессия и секс в мозге млекопитающих идут по одним и тем же путям, что его постыдный секрет — это наследие миллионов лет, общее для всех, пусть цивилизованный разум это и отрицает, Ахилл испытал невероятное облегчение. Но Лабин... — Как будто сам не знаешь. Ты же кончаешь каждый раз, когда убиваешь кого-нибудь.

— А, — недоулыбка Лабина осталась на месте. — То есть я чудовище, а ты всего лишь пленник своих внутренних побуждений.

— Я фантазирую. А ты убиваешь людей. Ах нет, про­сти, ликвидируешь протечки в системе безопасности.

— Не всегда.

Дежарден отвернулся, ничего не ответив. Паук побежал вниз по ноге.