Люди скудным ручейком текли через город, ища по­мощи Уэллетт, но довольствуясь Кларк. Та выполняла приказы машины и, как могла, изображала доктора. По ночам она уходила под воду и, наплевав на «Вакиту», спала, бездыханная и беззащитная, на неглубоком дне. Каждое утро Лени выходила на берег, снимала рукава с гидрокостюма, превращая его в подобие жакета, а по­верх натягивала позаимствованную у Таки одежду. Стран­ные мертвые волокна терлись при ходьбе о конечности; все это напоминало плохо сидящий костюм травести с множеством складок и швов. Когда Кларк снимала ко- полимер, то ей казалось, что она свежует себя заживо, а эта, эта замена больше напоминала шкуру, сброшен­ную какой-то огромной диспропорциональной ящерицей. Впрочем, все было не так уж плохо. Она начала привы­кать.

Правда, легче становилось только это.

Ужасна была не ее медицинская неграмотность, или бесчисленный, постоянно увеличивающийся список тех, кого она не смогла спасти. И даже не вспышки агрессии, которые люди иногда направляли на нее, услышав смерт­ный приговор себе или своим любимым. Лени испытывала чуть ли не благодарность за крики и удары, хотя тех было мало и никакого вреда они не причиняли. В свое время она повидала ситуации гораздо хуже, а пушки Мири все­гда находились наготове, стоило событиям выйти из-под контроля.

Гораздо хуже, чем злость тех, кого она не спасла, была благодарность тех, кому она облегчила страдания. Улыб­ки на лицах людей, получивших еще немного времени, слишком пришибленных из-за болезни и голода, а пото­му не спрашивавших, что лучше — быстрая смерть или медленная. Жалкая радость отца, когда его дочь выле­чили от энцефалита: то ли он не думал, то ли ему было сейчас наплевать, что она все равно умрет от Сеппуку, «ведьмы» или огнемета если не в следующем месяце, то в следующем году, а за всю оставшуюся жизнь не узна­ет ничего, кроме вечного страха перед изнасилованием, сломанных костей и хронического недоедания. Надежда, казалось, нигде не проявлялась так ярко, как на лицах безнадежных; а Кларк могла лишь смотреть им в глаза, улыбаться и принимать благодарности. И не говорить, кто изначально обрек мир на такое.

Эксперименты с линзами давно закончились. Если местным не нравилась ее внешность, они могли идти куда угодно.

Ей отчаянно хотелось поговорить с Такой. Обычно она справлялась с этим желанием, помня: хорошее от­ношение Уэллетт испарилось в ту же секунду, как она узнала правду. Кларк не винила ее. Нелегко узнать, что подружилась с монстром.

Однажды ночью, отчаявшись от одиночества, она все- таки решила попробовать. Она воспользовалась каналом, который Дежарден выделил специально для новостей о Сеппуку; сначала Лени попала на автодиспетчера, тот пе­реключил ее на живого ассистента, который — несмотря на явное возмущение тем, что кто-то пользуется экстрен­ными средствами связи для личных целей, — перевел ее на человека, уполномоченного говорить от имени лабо­ратории биологических контрмер в Бостоне. Тот никогда не слышал о Таке Уэллетт. Когда Кларк спросила, есть ли еще какие-то исследовательские базы, мужчина от­ветил, что должны быть, но чертов Патруль Энтропии ничего им не рассказывает, и, куда ее отправить, он не знает.