Он рассеянно покачал головой, переключившись на что-то у основания небоскреба:

— Луч частиц. Орбитальная пушка.

У Кларк свело внутренности.

— Если у него есть... Кен, а если он заметит?..

Что-то натриевой вспышкой полыхнуло у нее в за­тылке. В груди затикало. Управление «Сикорского-Белла» кашлянуло невероятно дружным хором и погасло.

— Похоже, есть, — заметил Лабин, когда стих мотор.

Ветер негромко свистел в фюзеляже. Ротор продолжал постукивать над головами, по инерции шлепая лопастя­ми. Больше ни звука, кроме тихих ругательств Лабина, когда вертолет на мгновение завис между землей и небом.

В следующее мгновение они уже падали.

Желудок у Кларк застрял в горле. Лабин давил педали.

— Скажешь, когда пройдем шестьдесят метров.

Мимо проносился темный фасад.

— Чт...

— Я слепой, — Кен оскалился от какой-то извращен­ной смеси страха и возбуждения — руки тщетно и яростно сжимали джойстики. — Скажешь, когда... десятый этаж! Скажешь, когда минуем десятый!

Одну половину Кларк до бесчувствия поразила пани­ка. Вторая пыталась выполнить приказ, отчаянно подсчи­тывала этажи, пролетавшие мимо. Но окна были слиш­ком близко, сливались, а вертолет должен был рухнуть. Рухнуть у самой башни, но та вдруг исчезла, оборвалась углом, мелькнувшим на расстоянии вытянутой руки. От­крылся северный фасад, из-за дальности его было лучше видно, и...

«О, господи, что это...»

Какой-то непокорный, пораженный ужасом участок мозга бормотал, что не может такого быть, но вот же она — черная, беззубая, в стене небоскреба зияла пасть, широкая, как ворота для целого легиона. Лени пыта­лась отвлечься, сосредоточиться на этажах, начать счет от земли. Они падали мимо этого невозможного провала... а потом выяснилось, что летят прямо в него!

— Лени...

— Пора! — завопила она.

Секунда растянулась вечностью, а Лабин ничего не сделал.

В этом бесконечном мгновении самое странное — ощущения. Шум от все еще — чудом, удачей или чистым упрямством — вращающегося ротора, пулеметный ритм с доплеровским смещением, как медленный далекий стук сердца улетающего в бездну космонавта. Вид несущейся навстречу, несущей гибель земли. Внезапное холодное смирение, признание неизбежного: «Мы умрем». И кивок с грустной насмешкой, понимание, что могущественный