Незнакомец глядел на нее с плотоядным восхищением.

— Вашим полководцам было бы лучше сдать этот город, — сказал он. — Это было бы умнее. Я повидал на своем веку немало осад и знаю, чем они обычно заканчиваются. О, я помню Масаду…

Это было уж слишком. Дедушка Мирры тоже ПОМНИЛ Масаду. Не найдется еврея, который бы не помнил.

Но незнакомец евреем не был. Он был похож…

Да! Он был похож на немца! На настоящего, «чистокровного арийца», каким его рисуют на карикатурах. Не хватало только уродской пилотки, надвинутой на уши.

Мирра покачала головой. Когда началась война с этим Гитлером, она немало выслушала упреков в свой адрес. Разве настоящий патриот может быть в такое время германистом? Едва сдерживая слезы, Мирра отвечала, что отдала Родине своего брата. И что есть немцы и есть фашисты и между ними — огромная разница. Это касается и идеологической войны, не только той, что на фронте. Мы же не с немецким языком воюем, а с человеконенавистнической идеологией фашизма!

Вот и этот сейчас начнет приставать. «Как вы можете в такие трагические дни…»

Но он опять заговорил неизбежном падении Ленинграда.

— Лучшее, что есть в этом городе, умирает. Поверьте, спасти его можно только одним способом: открыв ворота… Когда Аларих осадил Рим, Вечный Город погиб бы в кольце голода, если бы одна благочестивая женщина не впустила врага… Она хотела спасти горожан. И они спаслись, укрывшись от варварского меча в храмах.

— Гензерих, — машинально поправила Мирра.

— Что?

— Гензерих, — повторила она. — Алариха никто не впускал, он сам ворвался.

— А, так вы тоже там были? — живо спросил незнакомец.

— В какой-то мере.

Незнакомец испытующе сверлил ее своими синими глазками.

— Я хочу сказать, — поправилась она, — что я про это читала. Но я вовсе не считаю поступок той женщины правильным. Это был предательский поступок, если хотите.

Незнакомец пожал плечами.

— Ваши комиты и префекты обжираются у себя во дворце, пока вы пухнете от голода. Будет еще хуже. Зима предвидится очень суровая, а склады, как известно, разбомбили. Кстати, я знаю, что и тут без предательства не обошлось. Вас предали, Мирра. Ваши начальники предают вас каждый день, каждую минуту.

Мирра широко распахнула глаза. Быстро оглянулась по сторонам: не слышит ли кто. Потом к незнакомцу повернулась, так и пронзила его огненным взором огромных своих черных очей.

— Предатель! — выкликнула она и влепила ему звонкую пощечину. — Как вы смеете!