– Ты меня согласовала, я так понимаю?

Сейчас с Джека градом катился пот.

– Когда я был создан? На самом деле?

– Твое самое первое воспоминание?

Портовый район, краны-гиганты, последний свет дня падает жженым золотом между серыми коробками складов – не особо отличающихся от склада Бидвелла, хоть и не такие старые. Он видит вздувшееся полотно асфальта, с заплатами из гравия и бетона, с резкими мазками – свет, тень… свет, тень… щекам то тепло, то холодно, – он едет на велосипеде. И все же… в его кармане, рядом с камнем…

Джек вытащил головоломку-оригами, позволил пальцам самостоятельно ощупать края, заглянуть в морщинистую чашечку, вытащить язычок, который не замечал раньше.

Бродячий камень появился первым – давным-давно. Камень связал прошлое и будущее, вызвал своего пастыря, его абонентский номер – тот самый номер, о котором спрашивал Главк, – записанный, наверное, где-то с изнанки этой головоломки, которую он еще не научился открывать.

Джек был всего лишь книгой на библиотечной полке.

– Я с ним вместе – во снах. С Библиотекарем. У него мой номер по каталогу – все номера ко всем томам в библиотеке, которая протянулась в бесконечность. Это он начал, его рук дело… Он – автор моего бытия. Неудивительно…

Джек развернул оригами – аккуратно, не разорвав бумагу.

Лишь одна проблема.

Головоломка продолжала раскрываться, номер развернулся по полу, опоясал стены, окружая трескучими цифрами – длиннее самого времени.

Джек расхохотался.

– Я был на велосипеде, да? Вот оно – мое подлинное первое воспоминание – мое появление. Вот почему все с таким трудом нас запоминают – мы новые, а ты до сих пор пытаешься заполнить пустоты.

– Между теми, кто согласовывает, и теми, кто видит и выносит суждения, есть только любовь. Без вас исчезла бы необходимость в музах. А когда вы перестаете видеть, то остается радость материи. Увы, сейчас это уходит в небытие.

Джек вытер глаза, уставился на мокрые кончики пальцев. Он не знал, что означают эти слезы. Потеря большая, чем смерть… секундочку… радость чего?