Свирепый поток каменного крошева врезался в людей, сшибая их с ног, и всё вокруг утонуло в сплошном океане из мчащихся сонмов пыли и грязного снега. Антон спрятал голову под телом женщины, которую тащил, и замер, вздрагивая под ударами мелких камней. Через десять минут всё стихло, но за это время Овечкина занесло почти тридцатисантиметровым слоем пыле-грязевого крошева, и выбраться удалось не сразу. Выкопавшись, он обнаружил, что женщина умерла. Антон попытался привести в чувство того, кто упал ему под ноги, но это ему не удалось. Ещё один человек лежал чуть дальше по ходу движения колонны, и тоже не подавал признаков жизни. Самодельные гермошлемы, собранные из пластиковых пакетов, строительных касок, скотча и респираторов, давно потеряли то, что заменяло им лицевые щитки, и нашлемный фонарь высвечивал серые, словно грунт под ногами, лица, обезображенные кровавыми язвами и опухолями воспаленных слизистых оболочек. Овечкин тряс людей одного за другим, стремясь привести в чувство, но всё было тщетно.

– Пойдём, – в безбожно трещащем эфире зазвучал рык Порфирьева. – Тут живых нет.

Антон повернул голову и разглядел расплывчатый силуэт амбала, склонившийся над одним из тел. Здоровяк поднялся, растворяясь в пыльном сумраке, и Овечкин поспешил следом, не спуская глаз со светового пятна его фонаря. Порфирьев останавливался через каждые два-три метра, склоняясь над очередным полузасыпанным грязным снегом телом, возился несколько секунд и двигался дальше. Глядя на усеянный трупами путь, Антон почувствовал, как его начинает бить нервная дрожь, и где-то в глубинах сознания ядовитой каплей саднит усиливающаяся с каждым найденным телом жуткая мысль.

– Кто-нибудь выжил? – выдавил из себя Овечкин, замечая впереди световые пятна нашлемных фонарей. – Из тех, у кого не было скафандров?

– Те, кто получил антирад, – негромкий рык Порфирьева тонул в шипение помех.

– И всё?.. – Антон растерянно смотрел на Давида, осматривающего потрясённым взглядом вереницу мертвых тел, теряющуюся в сумрачном океане пыли. – Петрович ещё жив!

– Ему я тоже дал антирад. Препарат был просроченный, я не стал сообщать об этом всем.

– Но… – сын в ужасе посмотрел на отца, и Овечкин поспешил опустить глаза. – Почему остальные… то есть… в смысле… почему они… умерли все… сразу…

– В городе запредельная радиация, – Порфирьев проверил последнего из мертвецов и выпрямился. – Их самодельная защита лишь отсрочила неизбежное. Люди продержались, сколько смогли.

– Они… – Антон судорожно сглотнул, – умерли из-за меня?

– Если бы мы добрались до подземного города, то так бы и было, – ответил здоровяк, сверяясь с картой на своем лицевом щитке. – Все, кто умер, не дойдя до города, или уже внутри, были бы на твоей совести. Но подземный город оказался уничтожен, спастись им было негде, и один час уже ничего не изменит. За это время мы бы не вышли за пределы Москвы так далеко, где радиации нет. Так что ты оказался ни при чём.