– Какая засада?! – воскликнул Антон. – О чём ты говоришь?! Мы в Москве! Здесь все свои! – Он повысил голос, убеждаясь, что Давид его слышит: – Если боишься, я сам пойду! Говори, куда идти!

– Туда, – Порфирьев указал рукой направление. Овечкин устремился в указанную сторону, но амбал схватил его за локоть, удерживая на месте: – Возьми фальшфейер! Через пять метров отвинтишь крышку, он загорится. Если это засада, то лучше не приближаться туда тайно.

– Отпусти! – Антон вырвался и выхватил у амбала фальшфейер. – Какая, к черту, засада, ты совсем уже спятил! – Он сорвал с фальшфейера защитный колпачок, и оттуда хлынул фонтанчик дымного красного огня. Антон задрал его вверх, врубил фонарь и побежал, спотыкаясь на бугристой россыпи грязных обломков: – Эй!!! Помогите!!! Эй!!! Вы слышите меня?!!

– Всем лечь! – Овечкин услышал позади приглушенный возглас Порфирьева и прибавил шаг.

– Эй!!! – Антон размахивал фальшфейером. – Кто-нибудь!!! Помогите!!!

Где-то впереди, метрах в ста или около того, пыльная темнота озарилась вспышками выстрелов, и на Овечкина обрушился град пуль. Что-то выбило у него из руки фальшфейер, и тот, кувыркаясь, отлетел в сторону. Антон не успел даже вскрикнуть, как что-то ударило его в грудь, вызывая острую боль в лёгких, и в ту же секунду второй удар обрушился на лоб, вызывая сильную боль в голове, резь в глазах и потерю картинки. Овечкин со сдавленным криком сжался, осел на колени и зажмурился, инстинктивно закрываясь от летящих навстречу пуль.

– Падай! Овечкин! Падай! – зарычал в головных телефонах Порфирьев. – Не шевелись! Если они тебя видят, пусть считают убитым! Всем замереть и не двигаться! Не кричать и в эфир не выходить!

Скрючившийся в позе эмбриона Антон, суча ногами, забился за какой-то расколотый бетонный обломок и застыл, вздрагивая от звука множества бьющих рядом ударов. Обстрел длился около минуты, затем прекратился, и всё стихло, погружаясь в пыльный мрак. Фонарь не работал, кругом повисла тишина, и Овечкин понял, что всё ещё жив. Боль в груди и рёбрах прошла, дыхание восстановилось, но из-за бешено колотящегося сердца и сковавшего тела страха, он не сразу это осознал. Надо осмотреть себя, но вдруг его шевеление спровоцирует новый обстрел?! Антон решил не двигаться, пока его не позовут в эфире, но вдруг Порфирьева и остальных убили? Нужно проверить жену и детей, но рации у них нет, а без освещения он может проползти мимо! Не зная, как поступить, Овечкин не двигался с места, пытаясь выглядеть убитым, но вскоре в горле начало першить, и он закашлялся. Минут пятнадцать он пролежал на месте, борясь с постоянно подступающим к горлу кашлем, потом где-то неподалёку во тьме замаячил отсвет фонаря, и в шипящем эфире раздался рык Порфирьева: