– Реально да! – хмуро согласился первый. – Надо было. Но кто же знал…

В кузове вездехода вновь повисла тишина, заполненная глухим воем двигателей, глухо пробивающимся через обшивку кузова. Антон скосил глаза на показания счетчика Гейгера. Шестьсот рентген в час, внутри вездехода. Надежда только на старый скафандр и медленно разрушающий организм антирад. Ядерная война давно закончилась, но фон продолжает расти с каждой неделей, потому что хаотично направленные ураганы разносят миллионы тонн радиоактивной пыли от мест, подвергшихся массированной бомбардировке, по остальной поверхности планеты. Покойный генерал говорил, что по Африке и Австралии не стреляли. Они испытали на себе удар ядерной зимы, и ураганы вскоре принесут им смертельную радиацию… Скорее всего, уже принесли, но там хотя бы нет разрушений… Добраться туда невозможно, но это сейчас. Через десять лет пыль осядет, и ядерная зима закончится. Они могут прислать сюда самолет и забрать всех к себе. Мы сможем подготовить взлетно-посадочную полосу, если сбережем технику. Порфирьев прав, ангар нужен. И эта чертова соляра нужна. И раскопки. Все нужно. Но не ценой жизни Инженера! Даже простые грузчики понимают ценность Овечкина! Но военной хунте на простых людей плевать. Ну почему он не пошел на военную кафедру, когда предлагали выбор?! Был бы сейчас каким-нибудь младшим лейтенантом, пофиг, что младшим, зато своим среди этой банды отморозков в форме! Тогда бы они дорожили им, как положено! Антон в который раз тягостно вздохнул и уставился невидящим взглядом в мутный от радиоактивной пыли иллюминатор.

Оставшиеся шесть часов пути прошли долго и утомительно. Снова, как раньше, затекла спина, от многочасовой одной и той же сидячей позы ломило поясницу, ныли колени, и все это давило на психику. Но в этой чертовой давке не было возможности ни вытянуть ноги, ни даже позу толком сменить. Потому что для грузчиков внутри вездехода смонтировали дополнительные сиденья, которые заняли все свободное место, и Овечкин был уверен, что в салоне самого поганого российского авиалоукостера места было и то больше. От тесноты страдали все, особенно грузчики, непривычные к таким поездкам. К началу четвертого часа однообразной езды их энтузиазм заметно приугас, на лицах стали появляться страдальческие гримасы, и они все чаще шепотом жаловались друг другу на затекшие конечности, невольно косясь на Антона. В эти секунды Овечкин делал невозмутимое лицо, всем своим видом показывая, что экспедиции ему не в новинку, он переносил еще не такое, когда ситуации были реально смертельно опасные.