— У него чужая память.

— У него не свое тело.

— Он очень странный…

Теперь голоса звучали невыносимо громко. Они бились в несуществующие уши, едва не раскалывая несуществующий череп. Будь у Глеба руки, он обхватил бы ими голову и крепко бы ее стиснул. Будь у него ноги, он подтянул бы их к груди и спрятал бы в коленях лицо.

— Помогите мне! — крикнул он, пытаясь заглушить голоса.

И они стихли…

Долгие секунды длилось молчание. Все ярче становилось свечение — вскоре от тумана не осталось и следа, он полностью растворился в слепящем сиянии.

— Должны ли мы помочь ему? — нарушил тишину неуверенный голос.

— Он почти прошел сквозь Туман Тысячи Отражений, и разум его остался цел.

— Это потому, что он стремится к знанию.

— И все же надо подождать.

— Он проделал только часть пути.

— А часть пути — это лишь начало.

— Дорогу нужно пройти до конца…

Свет сделался нестерпимо ярким. Теперь он мало чем отличался от абсолютной тьмы — он ослеплял точно так же. И Глеб подумал, что его необычный полет из темноты сквозь туман к свету может быть неким замысловатым символом.

Тьма — это незнание. Туман, полный смутных образов, — знание частичное. А ослепляющий свет — знание полное, абсолютное.

Эти сомнительные сравнения показались ему очень верными и очень точными. За ними чудилась некая совершенная истина, они будили мысль и увлекали сознание в глубочайший водоворот неясных идей и образов.

Глеб чувствовал, что еще чуть-чуть — и ему откроются все тайны мироздания.

«Наверное, именно это ощущают обкурившиеся наркоманы», — подумал он.

«Наверное, именно так Будда стал просветленным», — словно извне пришла в его голову еще одна мысль.