– А… ага. Но если все-таки есть?

– Тогда тем более нечего бояться. Если жизнь и дальше будет, то чего бояться? Как-нибудь наладится.

– А если в ад попасть? В настоящий ад? Не так, как вы вчера говорили?

– В ад? Илья, любая форма существования – это жизнь. Если она полна мучений, то это не беда, это просто такая вот хреновая жизнь. К тому же любые пытки рано или поздно заканчиваются. Или я от мук сойду с ума и перестану быть собой, тогда мучиться продолжит кто-то другой, а он может и не знать, что его жизнь – ад.

– Тогда получается, что вы хотите умереть? Что это хорошо?

В его голосе была какая-то знакомая задумчивость. Очень уж знакомая…

Так. Придется действовать по-другому.

– Подойди.

Я притянул его поближе, поставил перед собой, а потом, не давая времени понять, вытащил из кармана пистолет и приставил к его голове. Щелчок предохранителя оказался неожиданно громким в этой утренней летней тишине.

– Что это такое, знаешь?

– З… наю. – От неожиданности мальчишка оцепенел.

– Хорошо. К чему он приставлен?

– Ко мне. Михалыч, вы…

Я нажал оружием так, чтобы он вынужденно отвел голову.

– Молчи. К тебе он приставлен, к твоей бестолковой голове. Что будет, если я выстрелю?

– Умру?

Он косил глазами на мою руку с оружием, но пока не пытался вырваться.

– Умрешь. Вот одно движение пальца, – Я быстро отвел ствол от его головы и выстрелил в воздух. Мальчишка ойкнул и присел, когда горячий ствол снова был вдавлен ему в висок. – И все, твои мозги разлетятся по двору. Чем ты тогда будешь мыслить? Кем ты тогда станешь? Как называется человек, которому вышибли мозги?!

Илья смотрел на меня с ужасом. Я почти кричал, то и дело дергая его за рубашку, иногда водя воняющим гарью стволом перед его носом.

– Мертвец это называется. Ты хочешь умереть?