Спустя полчаса, когда я уже добивал вторую кружку, дверь распахнулась и в трактир вошёл угрюмый конунг. Его сопровождали три стражника. Кто-то из местных накосячил? Скорее всего.

Однако, увидев меня, он махнул рукой стражникам и направился прямо ко мне.

— Неблагонадёжный молодой человек, — прошипел конунг. — Так я думал. Первый день, и уже в полной жопе.

— Чего? — ошалело спросил я.

Вместо ответа один из стражников впечатал мне в лицо дубинку. Нос хрустнул, губы лопнули, как переспевшие помидоры. Второй повалил меня на пол ударом в темя. Я попробовал брыкаться, совершенно забыв про способности, схватился даже за тесак, но в голове плыло, а удары сыпались один за другим, и я окончательно вырубился.

Мысль о том, что некоторые травы используются не только как приправы или благовония, вспыхнула в уже почти погасшем сознании.

Глава 32 22, 10

Глава 32

22, 10

Кажется, мне предстояло провести ночь ещё в худших условиях, чем я предполагал.

Башка трещала, пылали губы, в нос будто набили ваты. Руки были стянуты за спиной, я сидел на чём-то твёрдом, стуле, скорее всего. Я застонал, открывая единственный глаз.

Судя по адской боли, времени прошло не много. Я сидел в какой-то затемнённой комнате с единственным факелом, горящим в противоположном углу. Зарешёченное окно было расположено под самым потолком, что могло означать только одно — я в подземелье. Но не в темнице. Вряд ли мне в камеру поставили бы стол, да ещё и со вторым, напротив меня, стулом.

— Ау, — с трудом вытянул я губы, больше напоминающие четыре три куска ободранного мяса. Нижняя губа разошлась на две ровные половинки и отвисла. И это было, мать вашу, охренительно больно.

На мой слабый возглас никто не откликался. Впрочем, рано или поздно кто-нибудь придёт. Не в темнице же…

Две распахнулась, и мне в лицо ударил яркий свет. Я сморщился (что тоже было больно) и отвернул голову.

— Отвернулся так, будто стыдно, — презрительно сказал конунг, его полная фигура застыла в дверях. — Или стыдно? Что-то мне не верится.

— Я не знал, что это такое, — прошамкал я. — Правда.

— Правда? А сам называл то «благовоние», то «приправа». Что, разве на севере такая не растёт?

— Не знаю. Я не северянин.

— Тем более. — Конунг воткнул факел в подставку и приблизился к столу. — Впрочем… за столько ты продал два свёртка?