Три активированных свитка не принесли никакого видимого вреда – защита поглотила весь урон. Но их задача была в другом – показать серьезность моих намерений и показать, что свитков у меня еще достаточно.
– Я могу выйти из Академии в любой момент, – Долгуната продолжила выплевывать слова сквозь сжатые зубы. Будь ненависть, плескавшаяся в ее глазах, материальна, ею можно было бы спокойно испепелять небесные тела, раз и навсегда решив проблему угрозы со стороны астероидов, метеоритов и даже небольших планет.
– Не выполнив задания Арчибальда? – я не скрывал усмешки. – Вперед, вали!
– Ты ничего не знаешь!
– Да мне и знать не нужно! Очнись, старушка! Тебя готовили сто пятьдесят лет к какой-то конкретной цели, которую ты выполнила не до конца, иначе в Академии тебя бы уже давно не было. Ты тупо не справилась с поставленной задачей, какой бы она ни была. Я имел удовольствие общаться с каторианцем – ему не нужны неудачники. Так что у тебя три выхода – либо ты заинтересовываешь меня настолько, что я решаю тебя не уничтожать, либо возвращаешься в большой мир и объясняешь Арчибальду, почему не выполнила задание, либо плюешь на самосохранение и позволяешь мне себя добить. Можешь, кстати, сама прыгать вниз. Других вариантов у тебя нет. Достать меня здесь некому, а у тебя лапки коротки. Даю тебе десять минут на раздумье, после чего решаю, что ты выбрала последний вариант. Время пошло.
– Сука! – Пройдя очередной круг вокруг камня возрождения, друидка застыла, сжала кулаки, подняла голову, зарычала и внезапно истошно заорала: – С-У-К-А!!! А-А-А!!! Ублюдок сраный!!!
Я демонстративно молчал, не обращая внимания на беснующуюся девушку, и отбивал ногой ритм. Работал хронометром. Ругательства Долгунаты не отличались разнообразием, мне даже стало скучно и почему-то вспомнился лейтенант Синцов – вот кто был истинным виртуозом матерной словесности. Он мог переложить на ненормативную лексику даже «Войну и мир» таким образом, что роман не только бы не потерял ни капли своей культурологической значимости, но и приобрел бы новые краски, которые сделали бы его еще более популярным. Долгунате, с ее 150 годами, до Синцова было далеко.
– Что ж, – спустя десять минут криков друидки я развел руки в стороны, выражая полное разочарование. – Ты сделала свой выбор, так что…
– Если ты сохранишь мне жизнь, то клянусь Игрой, я обеспечу тебе прохождение Академии, – гробовым, тихим и каким-то шипящим голосом произнесла друидка. Ее едва было слышно. – Клянусь, что ты получишь все имеющиеся у меня гранисы: десять и триста двадцать тысячных. Клянусь Игрой, что расскажу тебе все, что пожелаешь и что не запрещено прямым приказом учителя. Клянусь не наносить тебе ни прямого, ни косвенного, ни ментального урона, только если это не будет являться требованием сценария или единственным шансом для твоего спасения. Этого достаточно? Или в довесок хочешь видеть меня в качестве сексуальной рабыни?