Т’рисстри рывком приблизилась ко мне.

— Бессмертную нельзя убить, — прошипела она. — Но есть вещи похуже смерти. И если Веркрагтер останется в живых, я очень постараюсь.

— А если ты не дашь мне сейчас клятву или после нарушишь ее, то я тоже очень постараюсь. Потому, что при этом разрушатся мои планы. В том числе и связанные с достойным наказанием этой мерзкой крысы. Umraeva, khal wun dossta belaern[1]!

— Да чтоб тебя черви сожрали, хитрая ты бестия! Я смогла довериться тебе из–за вашей идиотской догмы, но сейчас–то что помешает обмануть меня?

-- L'alurl jor zhah elghinyrr jor. Olot dos, хun izil dos phuul quarthen, lueth dro, ilharess zhaunil alurl![2]

— Ты не моя матрона. И вообще не матрона!

— Неужели ты сама не чувствуешь, что моя ненависть к крысолюдам ничуть не уступает твоей. Но я мудрее, и думаю не только о ненависти, но и о выгоде.

Т’рисстри глубоко вздохнула, и, наконец, успокоилась. И даже усмехнулась.

— Грозить в мой адрес Тьмой было по меньшей мере неправильно[3]. Хорошо, я доверюсь тебе еще раз. Ненавидеть ты умеешь, с этим не поспоришь.

— Я клянусь Луной, что Веркрагтер не покинет моих земель живым. И что я оправдаю твое доверие настолько, что ты назовешь меня своей матроной, Умраэва!

Мечница секунд пять стояла без движения, сверля меня взглядом.

— Какую клятву ты хочешь от меня услышать? — наконец спросила она. — Не могу же я клясться тебе именем Ллос.

* * *

* * *

Визг ужаса, изданный крысолюдом, оборвался мгновенно, стоило только яду аранеи попасть в его кровь. Крупный паук добросовестно сделал из своей жертвы кокон, и уволок ее куда–то в темноту. «Искра, немедленно уничтожь всех чужих летучих мышей!» — мысленно отдала я команду своей питомице, которая до этого несколько поумерила свой пыл в охоте на соглядатаев крыс. Дело было сделано — они увидели то, что требовалось. А вот дальше им видеть что–либо не полагалось. Потому, что, утащив свою «жертву» в наш лагерь, аранея аккуратно принялась разматывать кокон, привычно поедая при этом ненужную уже паутину. Веркрагтер вывалился на землю, слабо шевеля конечностями — яд был ослабляющий, превративший его в мохнатый куль мяса и костей. Так что крыс — который все слышал и чувствовал — постепенно приходил в себя.

— Теперь Шимисту доложат, что ты сдох весьма гадкой смертью, — констатировала я.

Веркрагтер захихикал. Смеяться ему мешало действие яда, но с каждой секундой хохот становился громче. Потерпев с минуту его истерику — и яду надо пройти, да и нервы крысу успокоить стоит, ведь его ни о чем не предупреждали — я слегка кивнула Т'рисстри, и та от души пнула Веркрагтера ногой под ребра. Самой мараться было противно.