Опять хрень в голову лезет, а отвлекаться нельзя…Дверь поднялась, и первый волк уже вошел в помещение, зорко его оглядев. Следом вошли и другие. Нас они не заметили — в отсеке горел аварийный свет, да и прятались мы… Среди всех появившихся противников я отметил одного — похоже, именно он главный в этом отряде. Ведь даже сейчас он активно с кем-то переговаривается, видимо, по привычке прижимая лапу к уху. А вот, кстати, это глупо — ждать подвоха и все-таки снять шлемы…ну, их проблема.

Все враги уже были размечены как цели, причем размечены в разные цвета — бойцы разбирали, кто в кого будет стрелять. Я тут же пометил главаря как объект для захвата, установив метки на уничтожение еще на двоих, никем не занятых.

Самурай, или Ривз, я не стал разбираться, кто именно, запустил отсчет до атаки.

4…

3…

2…

1…

Я поднялся над своим укрытием, направив оружие в сторону противника, и потянул спуск. Боковым зрением отметив, что слева и справа от меня бойцы поднялись синхронно, практически одновременно со мной. Мы открыли огонь и волки судорожно дернулись. Первую свою цель я нашпиговал пулями, как мог — он дергался в такт попаданиям (не все снаряды пробивали броню), но некоторые явно проходили сквозь бронескаф и вонзались в тело, его откинуло назад в коридор. Я тут же перенес прицел на свою вторую цель, выпустив остаток обоймы в нее.

Волки взвыли и бросились в атаку. У каждого в лапе было нечто острое и смертоносное — топор, меч, секира, здоровенный тесак.

Я успел перезарядиться как раз вовремя — возле моего соседа справа возникла огромная тварь, замахнувшись на него чем-то вроде тесака. Я не стал рассусоливать и тут же пустил в нее длинную очередь. Все пули попали точно в цель, а волк выгнулся, задрал лапу, словно хотел достать до своих ран на спине, вытащить впившиеся в тело жала. Он упал на колени, а боец, до этого смотревший на внезапно возникшую перед ним смерть в оцепенении, ожил и ловко пнул умирающего, отчего тот опрокинулся на спину и замер на полу.

Обзор мне закрыли внезапно. Вот только я наблюдал падение мертвого тела, как уже надо мной нависает здоровенная тварюга, скалящая клыки в злорадной и страшной усмешке. Морда ее меняется, на ней можно прочитать уже не злорадство, не жажду крови, а недоумение и злость. Я продолжаю смотреть на нее и мне кажется, будто вижу, как из ее глаз уходит жизнь. Недоумение сменяется злостью, злость сожалением и вот, это уже пустые глаза мертвеца, которые ничего не выражают и никуда не смотрят. Теперь мой сосед, которого я спас, отдал долг — расстрелял противника, собравшегося покончить со мной.