Ну ещё бы, им блять столько платят за это, куда больше, чем в норме. Я бы удивился, если бы они оказались профанами. К тому же практически все они были убийцами со стажем, отъявленными отморозками, которых хотели в некоторых графствах.
— Всё, ведите, — кивнул я одному из них.
Тот ответил кивком, поднял руку и показал несколько знаков, после чего наша шестёрка двинулась дальше.
Под проливным дождём, по щиколотку в воде, все мокрые мы крались через поле в сторону леса, иногда замирая и ложась на землю, прячась в спутанной траве уходящего года. Из всех раз, что мы вот так ложились, я всего лишь единожды видел противника. Двое человек ехали вдали, буквально сливаясь с серостью мира из-за светлых лошадей и своих серых накидок.
Их было практически не видно, я бы мог их и не заметить, однако не зря же скрытников позвал сюда, верно?
Судя по тому, что я видел, каждая из этих пар контролировала свой участок, который хаотично колесила вдоль и поперёк. Нам пришлось изрядно посидеть в холодной воде на холодной земле, прежде чем выпал шанс пробраться дальше.
Быстрыми перебежками со сгорбленной спиной мы передвигались рывками, каждый раз прижимаясь к земле, когда уёбки появлялись на горизонте. Таким образом нам пришлось сделать остановок десять, прежде чем наконец наша команда вырвалась из окружения.
Не будь сейчас дождя и вечера, когда конкретно темнеет, я очень сомневаюсь, что нам бы удалось вырваться отсюда. Просто удача, просто рояль.
— Они ответственно подошли к вопросу, — пробормотал один из скрытников, оглянувшись, когда мы подобрались к лесу. — В два ряда караулили.
— В два ряда? — не понял я.
— Сначала одна линия, потом вторая, — пояснил он. — Если бы не дождь, вряд ли бы получилось вот так пройти.
— А у другой девушки получится? — спросила Эви.
— Да, получится, — не моргнув глазом ответил я. — На то она и скрытница. Они все сорокового лвла и вряд ли они скрытники, чтоб выловить её.
Если не получится, то это будет исключительно её вина. Не сказать, что мне будет не жаль девушку, но в нашем деле люди за ошибки расплачиваются жизнью, и это норма. Хотя я начинаю замечать, что вся эта война, все эти убийства становятся частью меня, моим смыслом существования.
Если раньше у меня были представления насчёт того, чем заниматься в будущем, то теперь это всё было словно призраками. Я не знаю, что делать, потому что научился только убивать. А что там, в мирной жизни? Что мне делать в ней? Там я буду уже не нужен, бессмыслен. Ведь кому нужен такой как я, когда вокруг мир? Ведь мой мир — это насилие, убийства и ходьба по грани.