– Ты взял у меня не только энграмму Шадрувана, да? Ты взял слепки реакций на раздражители. Их много, ты путаешься, вот и выбрал самую яркую, самую привычную: страх. Выбрал и показал мне?

– А-а-а! – тихонько шепнул Натху.

– Вот-вот. Ты боялся всего на свете, а меня в особенности, потому что мы похожи, похожи в главном. Только я большой, сильный, опасный. Я могу съесть тебя, так? Ты меня не можешь, а я тебя – запросто. Представляю, какой отвагой надо обладать, чтобы рискнуть на прямой контакт. Герой! Ты же сунулся в берлогу к медведю! Ну-ка, давай попробуем вместе…

Гюнтер создал образ лимона, разрезанного на дольки. И рассмеялся, когда у Натху из уголка рта потекла слюна – тонкая струйка, прямо на подбородок.

– Что там у вас? – рявкнул Тиран из акустической линзы.

По всей видимости, ему уже доложили о чрезвычайном происшествии.

– Играем, – откликнулся Гюнтер.

– Во что?

– В лимон.

– Какой ещё лимон?

– Кислый.

– В лимон, значит, – задумчиво повторил Тиран. – В кислый.

И, забыв отключить звук в детской, обрушился на кого-то:

– Идите вы к чёрту! Они играют, ну и пусть играют…

IV

Стена из песчаника цвета крови.

Уверенный стук.

Дверь открылась мгновенно. У гуру создалось впечатление, что его ждали, хотя он никого не предупреждал о сегодняшнем визите. Желание навестить мать Натху возникло у него спонтанно. Просто навестить, без всякой конкретной цели.

Небо затянула блёклая дымка. Просвечивая сквозь неё, солнце превращало дымку в сияющий перламутр, а небо – в створку раковины-жемчужницы, внутри которой покоилась мать-Чайтра. Жара спа́ла, вместо неё в раковине копилась влажная духота.