Светлый фон

Энергии много. Слишком много. Вырвись она одномоментно, и замкнутый мирок — вещь в себе — разлетится осколками бомбы.

— Что вы делаете? — спрашивает шри Сандерсон.

— Что вы делаете?

Спрашивал. Это было в прошлом.

— Перераспределяю энергию внутри ауры.

— Перераспределяю энергию внутри ауры.

А это уже сейчас.

Баланс. Регуляция тонких каналов.

Тесно. Душно. Трудно. Здесь, где у вселенской майи [17] отсутствует вторая сторона, где монета всегда падает решкой, потому что орлов не существует, расширение ауры дается йогину кровью и потом, как если бы он толкал в гору повозку, груженную камнем. Я впал в детство, думает Горакша-натх. Опять стал аугхаром, «не-стоящим-на-месте». Обрезал волосы, отсекая кармические реакции, взял в руки свисток на крученой нити; забыл, как управляют семьюдесятью двумя тысячами каналов тонкого тела.

майи аугхаром

«Не называйте меня гуру...»

— Если есть у меня какие-то энергетические заслуги...

Аура растет. Накрывает двор посольства. Вспучивается гигантским мыльным пузырем, тянется вверх, к медному куполу фальшивых небес. Мир сопротивляется. Аура растет. Вся тяжесть небосвода ложится на плечи Горакша-натха, когда он дотягивается до средоточия, где бушует убийственный вихрь. Вспыхивает, с тихим хлопком гаснет плазменное «солнышко» под потолком медблока. В здании слышатся крики. Откуда-то долетает запах гари.

средоточия

Гуру отсекает все лишнее.

— Оm˙kār ādināthāya namah....

Рудра Адинатх, Благой Владыка, знает восемьдесят четыре тысячи разнообразных асан. Человеку не дано постигнуть и десятой части: человека разорвет от той колоссальной энергии, что дает практика, доступная лишь великому божеству. Сейчас Саркофаг подобен такому человеку. Он ходит ходуном, изгибаясь в немыслимых позах. Проваливается внутрь самого себя, выворачивается наизнанку — самонадеянный йогин, свихнувшийся гордец вознамерился сравняться с Рудрой. Еще немного — и результатом его духовного подвига станут кровавые ошметки, разбросанные по земле.

Тонкое тело гуру открывается навстречу бушующей силе. Под Саркофагом его тела, тварное и тонкое, едины. Жар хлынувшей в него силы Горакша-натх ощущает физически. Пот течет по лицу. Суставы утрачивают гибкость, накопленную с годами практики. Ломит затылок. Спешить нельзя, спешить — самоубийство. Гуру распределяет, преобразовывает. Саркофаг сильно истощил его силы. Две битвы — с химерой, затем с якшей — стоили брамайну большей части резервов.

Это хорошо. Горакша-натх пуст, а значит, способен принять многое.