— Петь! Мне Надежда Юрьевна ответила! — дрожащим голосом, прикрывая динамик ладонью, сказала мать. — Говорит, у нее все домашние куда-то ушли, пока она спала и не возвращаются, тоже на телефон не отвечают.

— Смородина, подожди сек, — сказал я в трубку и обратился к маман. — Надежда Юрьевна, это кто?

— Это парикмахер, — почему-то обиделась та. — Тебя в том месяце стригла, между прочим.

Я пожал плечами. Как будто я помнить должен как ту тетку звали.

— Петенька… — тихо позвал меня мой телефон.

— Да, Смородин, я тут.

— Что делать? Мне так страшно! А еще телевизор по всем каналам что-то странное показывает!

— Мелочь! Включи ящик! — тут же отреагировал я, а Смородине кинул. — Виси пока.

Телевизор стоял на кухне, скорее как бутафория, и включался крайне редко. Но работал.

Сеструха скорчила недовольную мину, но пульт достала и кнопку щелкнула. Синий экран. А посередине: «Внимание! Информация будет дана в 10–00 АМ по Гринвичу».

— Че, блин? — не понял я. — Мам, а у нас это когда будет, если 10–00 по Гринвичу до полудня?

— Час дня, — растерянно сообщила маман.

— Эй, Смородина! Ты тут еще?

— Да…

— Слыш, до тринадцати нуль-нуль ждем, че ящик покажет.

— А вдруг телефон потом работать не будет? Петь… — Смородина ненадолго замолчала, потом тихо-тихо спросила. — А можно мне к тебе прийти? Одной совсем плохо.

Я почесал затылок и оглядел присутствующих. Мамка договаривалась с парикмахершей, что та придет к ним. Сеструха пялилась в экран телека и пила через трубочку молоко. Сигизмундовна жрала десятый блин.

— А как ты доберешься? — решил я уточнить.

— Так у меня права есть. Машину папину возьму. Вон она, под окнами стоит.

— Записывай адрес, — фиг с ней, пусть едет. Может так быстрее разберутся все вместе, что к чему.