Но было здесь и кое-что иное. Ворон присел над неподвижным телом, скорчившимся среди груд обломков. Оно выглядело почти невредимым, разве что немного помятым, но совершенно точно не таило даже малейших признаков жизни.

— Один из Одержимых, — прошептал Ворон, — Похоже, что Экс. Азур и Геномы забрали…

— Что его убило?

— Удар в Источник. А это Вампир, узнаю ублюдка, — убийца Одержимых указал на силуэт, выжженый в скале. От него остались черные опаленные кости, намертво вплавленные в камень, — А это…

— Мора, — сказал я, глядя на груду тряпья у самого черного постамента. Значит, здесь Заклинательница Теней приняла свой последний бой? Знакомый балахон с капюшоном, вот только…

Ворон предостерегающе посмотрел на меня, но я и сам видел, что от Моры остался лишь прах и пепел, набившийся в лохмотья и осевший поблизости, а на знакомом балахоне с капюшоном, в области спины, виднеется длинный разрез с почерневшими краями. Чтобы не убило Заклинательницу, оно использовало отнюдь не лед.

— Не нравится мне это, Грэй, — проворчал Ворон, — Очень не нравится. Не осталось даже клочка, кто мог такое сделать?

Я вдруг вспомнил раскаленный коготь Кота, мелькнувший в рубке Звезды и тело гранд-координатора, разлетевшееся вихрем пепла. Первый и единственный раз меркатор продемонстрировал свой боевой потенциал — и то, что мы видели сейчас, было очень похоже на следы его действий.

— Мору убили не Одержимые, — медленно сказал я.

— Значит, это ловушка! — прошипел Ворон, оглядываясь по сторонам.

Но и тут, и поблизости, никого не было, кроме сгущавшихся теней. Я поднял руку, призывая к молчанию, зондируя пси-полем окрестности, пытаясь понять, где мы оказались и нет ли рядом затаившихся врагов…

Теневой Лабиринт представлял собой экстрамерность, вырваться за пределы которой мое сверхчувствительное восприятие не могло. Но существовала лазейка, щелка в ее броне — транслокатор, и я уже делал подобное, проникая по струнам за пределы искусственной реальности…

Снаружи был камень. Непроницаемые скальные наслоения, которым тысячи лет. Я продирался сквозь их холодную, мертвую глубину, как пловец, стремящийся на поверхность, к свету — и ощущал, как отдаляется странное эхо, болезненно терзающие восприятие. Так, наверное, могут кричать грешники в мифологическом древнем аду — на разные голоса, с тоскливым отчаянием и яростной злобой на весь мир. Неужели это то, о чем говорила Мора? Голоса заточенных в Куб, которые нельзя слушать?

Наконец-то камень сменился свободной пустотой. Я не мог видеть снежные склоны и небо, но понял, что прорвался наружу и тут же услышал нейросеть: