Наконец Джулиан кивнул Лизе.
– Теперь вы!
Лиза сглотнула. Встала, склонилась над Кэт и громко закричала прямо в шлем:
– Кэт, помоги нам!
Она представила себе, как ее слова проходят сквозь барабанную перепонку Кэт, колеблют крохотные косточки внутреннего уха, возбуждают слуховой нерв и отправляют электрохимический заряд в мозг. Кэт больше нет – но эта система еще должна работать. А где-то в мертвом мозговом веществе хранятся воспоминания Кэт – воспоминания, которые можно извлечь и расшифровать.
– Кэт! Представь то, что знаешь о Харриет и Пенни!
Лиза надеялась, что слова «Харриет» и «Пенни» станут триггерами, вызовут рефлекторный отклик. Она повернулась к Джулиану.
– Ну как?
Тот отодвинулся, чтобы она могла увидеть аморфную серую массу пикселей на экране.
– Никак. Нейронная пыль Сьюзен очень чувствительна, и если бы была хоть тень отклика, мы бы ее заметили.
– Может, увеличить подачу тока? – спросила Лиза, поворачиваясь к соседнему компьютеру.
Сьюзен, пожав плечами, выкрутила циферблат на максимум.
– Здесь мы вступаем на неведомые земли.
Шлем завибрировал, загудел еще громче. Зеленые точки на экране слились, окутав мозг Кэт изумрудным сиянием.
Лиза склонилась к своей подруге и закричала во весь голос:
– Харриет! Пенни! Рождество! Нападение!
Не отрывая глаз от экрана, она перебирала все слова-триггеры, какие только могла придумать.
Пиксели на экране заколыхались, завертелись, бесформенная картинка начала менять форму, расплываться, пульсировать. В ней появился ритм – словно биение незримого сердца. Казалось, что-то пытается прорваться сквозь бесформенную завесу.