– Если Ева ушла, может быть, нам…

Ослепительный свет и раздирающий уши грохот прервал его слова. Монк упал на колени, обхватив голову руками. Череп словно раскалывался на части; Коккалис почти видел, как сквозь межчерепные швы льется свет. Впитывал запах тостов с маслом. Вкус лакрицы. Чувствовал, что летит вверх тормашками в какой-то глубокий колодец – колодец, полный света, не тьмы.

И вдруг все закончилось.

Он вновь стал самим собой – только в голове, за глазами, пульсировала боль. Обвел взглядом товарищей, уверенный, что и они ощутили то же самое.

Но все смотрели на него с недоумением.

– Монк! – позвал Грей. – Что с тобой?

Коккалис огляделся в поисках источника взрыва – и нашел его на мониторе. Ева вернулась: сохранив во всех подробностях свой прежний женский облик, она стала созданием из чистого света. Только изображение расплывалось, как бывает порой на «загадочных картинках».

А секунду спустя он понял, в чем дело.

Ева на экране была сразу и потоком фотонов, и материальным существом.

Не его одного поразило это зрелище.

Рядом восхищенно ахнула Мара. Выругался Ковальски, на сей раз не обратив внимания на монахиню. Бейли подошел ближе.

Грей едва бросил взгляд на экран – он помогал Монку встать.

– Что случилось?

СКАЖИ ИМ.

Слова оглушительно прогремели, эхом отдались от стенок черепа, и Монк снова схватился за голову.

– Она… она у меня в голове!

– Кто?

– Ева! – ответила вместо него Мара.

Монк кивнул, боясь, что голова сейчас разлетится на куски.