Диамнек Туаль’дах перестал выходить на связь с Домом Эвер’харн. Узнайте, что именно там произошло.
— Мы сотрём ваш жалкий Дом в пыль. Слышишь меня. В пыль! Бездна, ты вывел меня из себя, и за это ответишь своей кровью и кровью этой клыкастой суки!
Ответить я ничего не успел. Ибо в комнату ввалилась орда мертвецов. А Фурия тараном влетела в Сорна, вбивая его в стену.
Я хотел было дёрнуться, но невидимые узы по-прежнему опутывали меня с ног до головы. Только и оставалось, что беспомощно сопеть, наблюдая, как покрытые трупными пятнами рабы бездумной саранчой вливаются в кабинет. Живые люди так не могли передвигаться.
Они не смотрели, куда ставили ноги. Не имели точного контроля над собственным телом: кто-то нелепо махал руками, опущенными вдоль тела, кто-то вкривь и вкось бежал, заваливаясь на бок. Первичная ассоциация с саранчой была удивительна точна. Они не думали о себе, лишь захлебывались в горячечном порыве дорваться до нас. И сожрать.
Какой-то дуэргар, чья голова раскачивалась на обрывках кожи у него на уровне лопаток, налетел на журнальный столик — за таким покойная управляющая возможно распивала вино — споткнулся об него и упал, разламывая мебель в щепки. По нему прошло два следующих мертвеца, плюща плоть и ломая кости. Бедняге наступили на ладонь, и она звучно хрустнула.
Серые руки, частично лишённые кожи и мышц, повалили меня на покрытый ковром пол. Упал я боком, и мне только и оставалось, что наблюдать, как девушка изо всех сил бьётся с псиоником. Он был чертовски хорош. Без всяких оговорок.
Из каких-то глубин одежды фальшивый завхоз извлёк прямой обоюдоострый кинжал, почти балисонг[42], и умело отмахивался им от Фурии, которая даже при наличии моргенштерна и щита не могла его достать. Просто не успевала. Несколько пока неглубоких полос чертили её лицо и кисти, а здоровье постепенно убывало.